Вчера, когда в обед я сел за её стол, он пересела. Я не знаю, как долго может злиться отвергнутая женщина, но совершенно уверен, что она собирается меня проучить.
Поднимаю бумагу, брошенную Стивеном, и пока в классе рассаживаются ученики, пришедшие на следующий, второй урок, проверяю электронную почту. Моё внимание привлекает письмо от мистера Редмона.
Я очень зол. Нет, я больше, чем зол. Я просто взбешён. Миссис Стоувол пытается перехватить меня возле кабинета директора:
— Он ждёт вас?
— Мне нужно к нему на минутку.
Широким шагом прохожу мимо её стола и, не дожидаясь реакции, просовываю голову в дверь:
— Можно? Я быстро.
— Я как раз собирался писать вам письмо. Присаживайтесь.
Он берёт карандаш и стучит кончиком по столу. Я устраиваюсь напротив.
— Несколько минут назад мне позвонил отец Стивена Ньюмена. Он хочет перевести Стивена из вашего класса.
Ну, это был бы, конечно, подарок судьбы, но, к сожалению, такие вещи случаются крайне редко. Кроме того, если я позволю, то дети будут бегать из класса в класс весь учебный год.
Притворяюсь обеспокоенным:
— Он сказал, почему?
Будто я не знаю.
Директор делает глубокий вдох и громко произносит:
— Ему кажется, что вы цепляетесь к Стивену.
— Это смешно. Я обращаюсь со Стивеном также, как и с остальными учениками. Если уж на то пошло, я даю ему больше свободы, чем кому бы то ни было. Он незрелый. Нарушает порядок. Но я с этим справляюсь. Вы собираетесь его перевести?
— Нет. Но хочу вас предупредить: если вы
У меня нет слов! И я снова зверею. Но держу язык за зубами.
— Вы, наверное, заскочили, чтобы спросить у меня насчёт программы профподготовки администраторов?
Мне требуется пару секунд, чтобы собраться с мыслями.
— Да. Не понимаю. Почему мне отказали?
— Не знаю. Возможно, комитет полагает, что вы ещё не совсем готовы.
— Подайте заявление в следующем году, — говорит мистер Редмон, поворачиваясь к компьютеру. — Уверен, что вы пройдёте.
Он ясно даёт понять, что больше меня не задерживает.
К началу шестого урока во мне всё ещё продолжает кипеть злость. Переживаю, что у меня снова будет стычка с Робертом (а этого мне совсем не хочется), но, Роберт, войдя в класс, тихо кладёт на мой стол домашнюю работу за три дня, а потом садится на место. Когда я работаю у доски, он смотрит. Когда объясняю, он слушает и решает задачи. Он не поднимает руку, но в остальном ведёт себя также, как и все другие ученики в классе: сосредоточенно и воспитанно.
За десять минут до окончания урока он приступает к выполнению домашней работы. Наблюдаю за ним и с трудом могу поверить, что эти ладони — та, что держит сейчас карандаш, и та, что придерживает тетрадь, — всего неделю назад жадно шарили по моему телу. Что закушенная сейчас губа недавно плотно прижималась к моему рту. Что я знаю,
Роберт поднимает голову и ловит мой взгляд. Я отвожу глаза, а потом медленно обхожу комнату. Я хочу проверить, понимают ли мои студенты то, что делают. И одновременно удивляюсь: «А я
Глава 28
На ковре, где стоял шкаф для аквариума, остались вмятины. Знаю, что тётя Уитни видит их — в её глазах красными угольками начинает тлеть злость. Задумываюсь: не пригласить ли её сейчас ещё и на экскурсию в ванную комнату…, но в этот момент из гардеробной выходит мама. Она снимает с вешалки тяжёлую лётную куртку и вручает её тёти Уитни.
Куртка принадлежала отцу моего отца — моему деду, врачу ВВС, до того, как тот ушёл в отставку и занялся в Луизиане крайне прибыльной частной практикой.