Как-то шли большой компанией, как всегда в последнее время. Соня – рядом, под руку. Снова скучно ему было, грустно. Разве он знал когда-то, что такова расплата за гениальность? Раскачнулся он на качелях жизни, как Блок ему велел, сильно раскачнулся. Всё попробовал. Душа и устала. «Если душу вылюбить до дна, сердце станет глыбой золотою». Вдруг из задумчивости вырвал звук скрипящей, шуршащей шарманки. Мгновенно всплыли в памяти камни Парижа, какой-то переулок, крошечное кафе…
Цыганка шла навстречу. Так и сверлит чёрными безднами глаз. А он не боится, он хуже видел. Серую тень в Бостоне, тень из зазеркалья. Улыбнулся цыганке широко. Она – будто расцвела, растаяла сразу. Обошла его, крутя ручку. На плече её попугай сидел. Сергей рассматривал – чудная птица. Погадать велел. Бросила цыганка в медную миску всякие предметы: пёрышки, кольцо, крест, карты. Попугай спрыгнул, долго рылся клювом, вытащил кольцо. Цыганка рассмеялась: «Женишься! На ней!» Сергей отдал кольцо Соне. Она надела, но оно оказалось огромным. Медное, оно ничего не стоило, но с этого мгновения Соня считала, что они помолвлены. Сергей весело помахал цыганке рукой. Она долго смотрела им вслед, качая головой… Шарманка молчала.
Чагин пришёл в гости с братом, Болдовкиным, да ещё и Сашка Сахаров из Питера. По такому случаю отправились все вместе, с Соней, в ресторан «Барселона». Был он на Петровке, 14, в шикарном здании с огромными колоннами. По дороге вспоминали Баку, лодку «Пушкин», мудрого и ловкого мальчика Мамеда, которому стихи Александра Сергеевича нравились больше, чем Есенина. Сергей сказал, что каждый день ходил на пристань. Грустно улыбнулся и признался Василию Болдовкину:
– Ты понимаешь – знал, что этой встречи с Исидой не могло быть, а всё же меня тянуло и тянуло к пароходам, с какой-то несбыточной надеждой. А ещё я ждал Анну. Но она ведь умерла.
За столом Пётр Чагин стал всем рассказывать, как Сергей его разыграл однажды. Приехал из Батума, привёз новые стихи, «Персидские мотивы». Один стих, переписанный аккуратно набело, положил на стол. Пётр стал читать: «Чаганэ ты моя, Чаганэ!»
– Напечатаешь? – спросил Сергей.
– Стой, стой… Стихи, конечно, красивые… Это что за имя такое? – с сомнением в голосе спросил Пётр.
– Персиянки, – ответил Сергей.
Пётр задумался…
– Не, ну как я могу такое напечатать в газете, когда внизу стоит фамилия главного редактора, моя фамилия… Чагин.
За столом смеялись все, Сергей больше всех. Уж больно смешно Пётр рассказывал: в лицах.
Сергей что-то писал на листочке. Соня всегда внимательно относилась к тому, что выходило из-под его пера. Подумала, что заберёт листок у него.
Там же, в «Барселоне», возникла отличная идея: в Малаховке дача бывшего полпреда в Персии, Шумяцкого. Говорили о нём ещё в Баку. Может, устроит Сергею Персию? Соня вообще задалась целью – лечить Сергея. Лучше всего – за границей, в Германии. Она поедет с ним. Сергей чувствовал себя в силках. Если ехать – то одному! Пётр собрал документы, но не хватало решения «свыше».
Когда поднялись из-за стола, Сергей листок забыл. Соня его захватила. На нём вверху было написано лишь одно слово вразрядку и крупно: «Р А З Л У К А».