— Лицедеи меняют внешность с помощью уловок, — говорил добрый человек. — Колдуны используют чары, сплетая свет с тенями и желанием, создавая иллюзии, обманывающие глаза. Ты научишься этим искусствам, но то, что делаем мы здесь, — гораздо глубже. Мудрец может видеть сквозь грим, чары развеиваются под проницательным взглядом, но лицо, что ты наденешь, будет таким же истинным и прочным, как то, с которым ты родилась. Не открывай глаза. — Она почувствовала, как его пальцы приглаживают ее волосы. — Спокойно. Будет странное ощущение. Может закружиться голова, но ты не должна шевелиться.
Небольшое усилие — и с тихим шелестом новое лицо было надвинуто на старое. Сухая и жесткая кожа царапала лоб, но пропитываясь кровью, она становилась мягче и эластичней. Ее щеки потеплели и вспыхнули. Сердце затрепетало в груди, и на одно долгое мгновение у нее перехватило дыхание. Руки, твердые как камень, сомкнулись на горле и начали ее душить. Ее собственные ладони взметнулись вверх, чтобы схватить напавшего за руки, но никого не нашли. Ужас переполнил ее. Послышался шум, жуткий трескающий звук, сопровождаемый вспышкой ослепляющей боли. Лицо плавало перед ней — мясистое, бородатое, жестокое, с искаженным от ярости ртом. Она услышала, как жрец сказал:
— Дыши, дитя. Выдохни страх. Стряхни с себя тени. Он мертв. Она мертва. Ее боль ушла.
Девочка сделала глубокий судорожный вдох и поняла, что это правда. Никто не душил ее, никто не бил. Но ее ладони все же дрожали, когда она поднесла их к лицу. На кончиках пальцев запеклась кровь, казавшаяся черной в свете фонаря. Она ощупала свои щеки, коснулась глаз, пробежалась пальцами по линии подбородка.
— Мое лицо осталось таким же.
— Разве? Ты уверена?
— По ощущениям оно не изменилось.
— Для тебя, — сказал жрец. — Но оно не выглядит таким же.
— Для чужих глаз твой нос и челюсть сломаны, — подала голос призрак. — Там, где раздроблена скула, одна сторона лица впала, и у тебя нет половины зубов.
Она пощупала языком во рту, но не обнаружила ни дырок, ни сломанных зубов.
— Какое-то время тебе могут сниться плохие сны, — предостерег добрый человек. — Отец бил ее так часто и так жестоко, что она не могла освободиться от боли и страха, пока не пришла к нам.
— Вы убили его?
— Она просила дар для себя, а не для отца.
Наверное, он прочитал ее мысли:
— Смерть пришла за ним, как приходит за всеми. Как завтра она должна прийти за одним человеком, — он поднял фонарь. — Мы закончили здесь.
Сон не шел к ней той ночью. Лежа в холодной темной комнате, путаясь в одеялах, она вертелась и так, и этак, но куда бы ни поворачивалась, перед ней оказывались лица.
Когда в Браавосе наконец наступил день, он оказался пасмурным, серым и темным. Девочка надеялась на туман, но боги, как это часто бывает, остались глухи к ее мольбам. Воздух был прозрачным и холодным, ветер неприятно кусался.