Он обмакнул перо в чернильницу.
— Чтоб вы знали — это глубоко ранит меня, — говорил он в промежутках между подписями. — В Вестеросе слово Ланнистера равносильно золоту.
Чернильница пожал плечами:
— Здесь не Вестерос. По эту сторону Узкого моря мы записываем наши обещания на бумагу, — на каждый пергамент, что попадал к нему, Чернильница насыпал немного песка, впитывающего влагу чернил, стряхивал его и откладывал пергамент в сторону. — Долги, написанные ветром, склонны… забываться, если можно так сказать?
— Только не нами, — Тирион подписал очередной лист. И еще один. Он вошел в ритм. — Ланнистеры всегда платят свои долги.
Пламм усмехнулся:
— Да-да, зато слово наемника ничего не стоит.
— Верно, но я ведь не наемник, пока не расписался в вашей книге.
— Довольно скоро ты им станешь, — сказал Бурый Бен, — После того, как подпишешь расписки.
— Я стараюсь, как могу, — он хотел засмеяться, но это испортило бы всю игру. Пламму она нравилась, и Тирион не хотел лишать его удовольствия.
Надписи на пергаментах изменились примерно к середине стопки. Стодраконовые расписки были для сержантов. Дальше цены внезапно поползли вверх. Теперь Тирион обещал заплатить владельцу одну тысячу золотых драконов. Он встряхнул головой, засмеялся и подписал. И еще раз. И еще раз.
— Итак, — произнес он, небрежно расписываясь, — каковы будут мои обязанности в отряде?
— Ты слишком уродлив, чтобы стать мальчиком на побегушках у Боккоко, — встрял Каспорио, — но, может, из тебя получится мишень для стрел.
— Лучшая, чем ты можешь себе представить, — ответил Тирион, отказываясь клюнуть на приманку, — маленький мужчина с большим щитом приведет лучников в ярость. Человек поумнее тебя как-то сказал мне это.
— Ты будешь работать с Чернильницой, — объявил Бурый Бен Пламм.
— Ты будешь работать
— С удовольствием, — ответил Тирион, — я люблю книги.
— А что тебе еще остается? — усмехнулся Каспорио. — Посмотри на себя. Воин же ты никудышный.
— Однажды я был ответственным за все дренажные канавы в Утесе Кастерли, — мягко сказал Тирион, — некоторые из них не прочищались годами, но вскоре я заставил их радостно зажурчать. — И снова он обмакнул перо в чернильницу. Еще дюжина расписок, и дело будет сделано. — Возможно, я мог бы прочистить и ваших лагерных шлюх. Все ради удобства мужчин!
Эта шутка пришлась Бурому Бену не по вкусу:
— Держись подальше от шлюх, — предупредил он, — большинство из них дрянные, а кроме того, они болтают. Ты не первый беглый раб, присоединившийся к нам, но это не значит, что мы должны раструбить о твоем присутствии. Я не хочу, чтобы ты разгуливал там, где тебя могут увидеть. Оставайся внутри так долго, как сможешь, и гадь в ведро. В отхожих местах слишком много глаз. И никогда не уходи за пределы лагеря без моего разрешения. Мы можем нарядить тебя в доспехи оруженосца и сделать мальчиком на побегушках у Джораха, но кто-нибудь все равно тебя узнает. Как только Миэрин будет взят и мы отбудем в Вестерос — можешь сколько хочешь гарцевать в золотом и алом. До тех пор же…
— … я буду тише воды, ниже травы. Даю слово, —
—