Потом толпа вдруг рассеялась и будто растворилась, перед ней были ворота замка и строй копейщиков в золоченых полушлемах и алых плащах. Серсея услышала знакомый резкий голос дяди, отдающего приказы, и заметила два белых пятна, мелькнувших справа и слева: к ней спешили сир Борос Блаунт и сир Меррин Трант в своих светлых доспехах и белоснежных плащах.
— Мой сын, — выкрикнула она. — Где мой сын? Где Томмен?
— Не здесь. Сыновья не должны становиться свидетелями позора своих матерей, — голос сира Кивана был суров. — Прикройте ее.
Потом над ней склонилась Джаселина, укутывая ее в мягкое чистое одеяло из зеленой шерсти, прикрывая ее наготу. Вдруг на них упала тень, закрывшая солнце. Королева почувствовала прикосновение холодной стали, и две огромные ручищи в доспехах подняли ее над землей с той же легкостью, с какой она поднимала Джоффри, когда тот был младенцем.
Нет. Ее спаситель был настоящим. Ростом в восемь футов, или даже выше, с ногами толщиной со стволы деревьев, его грудная клетка сделала бы честь тягловой лошади, а плечи не посрамили бы и быка. Он носил броню из стальных пластин, покрытых белой эмалью, яркой, как девичьи мечты, а под ней — позолоченную кольчугу. Лицо скрывал шлем. С гребня шлема ниспадали семь шелковых перьев радужных цветов святой веры, а развевающийся плащ удерживали на плечах две золотые семиконечные звезды.
Сир Киван выполнил свою часть сделки. Томмен, ее драгоценный маленький мальчик, пожаловал место в королевской гвардии ее защитнику.
Серсея не заметила, откуда появился Квиберн, но он вдруг оказался рядом, с трудом поспевая за широким шагом ее рыцаря.
— Ваше Величество, — произнес он, — как хорошо, что вы вернулись. Имею честь представить вам нового члена королевской гвардии, сира Роберта Сильного.
— Сир Роберт, — прошептала Серсея, когда они входили в ворота.
— Если будет угодно Вашему Величеству, сир Роберт принял священный обет молчания, — сказал Квиберн. — Он поклялся, что не произнесет ни слова до тех пор, пока все враги Его Величества не будут истреблены, и зло не будет изгнано из королевства.
Тирион
Кипа пергаментов оказалась весьма внушительной. Тирион посмотрел на нее и вздохнул:
— Как я понял, вы братья по оружию. Неужели это — та самая любовь, которую брат питает к брату? А где же доверие? Где же пресловутая дружба, нежная забота, глубокая связь, которая известна лишь мужчинам, сражавшимся бок о бок и вместе проливавшим кровь?
— Всему свое время, — ответил Бурый Бен Пламм.
— После того, как подпишешь, — сказал Чернильница, затачивая перо.
Каспорио Хитроумный прикоснулся к эфесу своего меча:
— Если ты готов пролить кровь уже сейчас, я буду счастлив оказать тебе эту услугу.
— Как мило с твоей стороны, — ответил карлик. — Но не стоит утруждаться.
Чернильница положил пергаменты перед Тирионом и протянул перо:
— А вот чернила. Они из Старого Волантиса. Останутся на бумаге так же долго, как и настоящие мейстерские. Все, что от тебя требуется — подписывать и отдавать мне бумаги. С остальным я справлюсь сам.
Тирион одарил его кривой ухмылкой:
— Может, я их сперва прочитаю?
— Да как хочешь. Но все они, по большому счету, одинаковые. Кроме тех, что внизу, но мы со временем до них доберемся.
Для большинства присоединение к отряду не стоило ни пенни, но он и не был большинством. Он обмакнул перо в чернильницу, склонился над первым пергаментом, помедлил и поднял глаза:
— Как вы предпочитаете, чтобы я подписался? Как Йолло или как Хугор Хилл?
Бурый Бен прищурился:
— А как бы ты предпочел: чтоб тебя вернули наследникам Еззана или просто снесли голову?
Карлик рассмеялся и подписал:
— Сколько здесь? Пятьдесят? Шестьдесят? Я думал, что Младших Сыновей пять сотен.
— Пятьсот тринадцать в настоящий момент, — ответил Чернильница, — а когда ты распишешься в нашей книге, станет пятьсот четырнадцать.
— Получается, только один из десяти получает расписку? Такое лишь с большой натяжкой можно назвать честным. Я-то думал, что вы все делите поровну, в этих своих вольных отрядах, — он подписал еще один лист.
Бурый Бен усмехнулся:
— О, мы делим. Но не поровну. Младшие Сыновья скорее напоминают семью…
— …а в каждой семье не без урода, — Тирион поставил очередную подпись. Пергамент громко шуршал, когда он толкал его к казначею. — В недрах Утеса Кастерли есть камеры, где мой лорд-отец держал худших из нас.