Танец с клинком

Еремей видел, как три десятка э’вьенов преклонили колени вместе со своим ханом. Видел, как почти все остальные едва заметно шевелят губами, обращаясь к чужой Богине и навсегда приоткрывая для неё двери в своих сердцах. К Светлой Богине.

И тогда впервые усомнился. Категоричность мышления дала сбой. И Еремей боялся признаться себе, что рад этому как никогда.

Вечер незаметно сменился ночью. Лагерь наёмников беззаботно спал. Воины набили желудки варёным мясом, укутались в спальники и дрыхли без задних ног, восстанавливаясь после непростого, тяжёлого дня.

– Зачем ты взял меня с собой? – неуверенно спросил опричник, обращаясь к тому, кого по ошибке самомнения считал своим подопечным. – Какие ты преследуешь цели? Подружиться, как с Аскольдом?

Хаттори улыбался и молчал, глядя в холодное тёмное небо, затянутое плотным покрывалом кучевых облаков. Парень удобно устроился на плаще, расстеленном прямо на голой земле. Причём он расположился там, откуда незадолго до этого сгрёб затухающие угли костра. Сгрёб в сторону, хозяйственно подкинул дров, вновь разжигая сильное гудящее пламя, и только потом обустроился на расчищенном месте, подложив под голову рюкзак с оставшимся походным снаряжением.

Единственной его реакцией стал приглашающий жест занять место поблизости.

Опричник недобро сощурился, подозревая очередной хитрый план японца. Но сомнения уступили желанию нормально поговорить с этим странным и непонятным… преступником.

– Тепло и сухо, – удивлённо констатировал Еремей, прикоснувшись к прогретой костром земле. – Как в книжках про индейцев!

– Местные подсказали. Э’вьены пришли в эти земли из Южной Америки. Так что аналогия с индейцами верна. – Ответ японца как будто предназначался небу над его головой. – Спальник возьми. Ночью будет холодно. И задавай свои вопросы по очереди, а не все скопом.

Опричник слегка удивился доброжелательной интонации, но виду не подал и вскоре устроился рядом с японцем. Только слегка наискосок – так, чтобы видеть своего собеседника. Нагретая костром земля щедро делилась теплом, пробивающим подстилку из подаренной э’вьенами оленьей шкуры.

– Итак…

– Выдохни, младший дьяк, ты не допрос ведёшь! – рассмеялся Леон, опираясь на локоть и привставая. Покопавшись в рюкзаке, он извлёк из него пузатую армейскую флягу и перебросил её опричнику: – Пей! А то замёрзнешь.

И вновь Еремей неосознанно поддался давлению со стороны Леона. Поймав флягу и открутив пробку, парень хлебнул крепкой настойки на кедровых орехах и вздрогнул, ощущая, как внутри разливается приятное тепло.

– Повторю свой первый вопрос: зачем?

Отхлебнув ещё глоток, Еремей аккуратно передал сосуд назад.

– Неправильный вопрос. Это вы хотели, чтобы со мной кто-то поехал. Я сдержал данное слово о содействии, – пожал плечами японец, прикладываясь к спиртному. – Забористая…

– Хочешь подружиться, как с Аскольдом?

– Тебе до старшего дьяка как до Китая раком! – неожиданно грубо ответил хан и усмехнулся: – Хотя непосредственно отсюда до Китая относительно недалеко… Вырасти сначала в такого же дядьку, как Айсберг, и тогда поговорим о дружбе. Нас связывает разве что взаимное уважение. Можешь не подозревать его в предвзятости суждений.

– Тогда зачем это всё?

– Тебе нужен учитель хороших манер. А мне хочется иногда кого-нибудь поколачивать…

Смеялись они вместе. И наверное, в этот момент лёд между ними тронулся.

– А если серьёзно, есть одно дело, в котором ты можешь мне помочь, – сказал Леон после недолгой паузы. – Даже два, но они имеют довольно схожий характер.

«Ну, наконец-то он покажет свою сущность! Пусть думает, что сумел расположить меня к себе…» – мелькнула обрадованная мысль в мозгу Еремея. Но вслух он сказал совсем другое:

– Буду рад помочь!

Хан ссутулился, баюкая в ладонях флягу с настойкой, и замолчал, подбирая слова.

– Завтра, максимум послезавтра я должен буду выступить на переговорах с представителями тёмных кланов. В случае, если я погибну и не вернусь, ты должен будешь привести народ э’вьен к присяге империи…

* * *

Утро следующего дня начиналось с хрусткого слоя инея на куртке, которой я прикрывался во сне. Глотнув холодного морозного воздуха, протяжно зевнул и, не вставая, бесцеремонно пнул дрыхнущего опричника. Еремей за ночь выпил больше половины фляги и добросовестно сопел, рассматривая какие-то свои, сугубо опричные сны.

Пинок в бедро не возымел ожидаемого результата. Будить Ерёму более вдумчиво было лень. Или влом? Жизнь в России приоткрывала всё новые и новые грани неизведанного.

Лагерь наёмников тоже спал. Зябко поежившись, я поднялся и зашагал между чадящими кострами и посеребрёнными инеем палатками. Зачерпнув снега из ближайшего сугроба, растёр им лицо и только после этого вошёл в импровизированный штаб своего отряда.

К моему удивлению, все старшие офицеры «Ушкуйников» уже бодрствовали и целенаправленно накачивались горячим кофе. Просторная десятиместная палатка была обставлена грубо сколоченной мебелью из сырого необработанного дерева. Вокруг небольшого стола в центре штаба столпились шесть человек. Моё появление заметили сразу.

– Хан…

– Хан…

– Хан…