Танго sforzando

Чернов встал, взял из руки Стеши свою чашку с чаем, тут же, стоя, шумно отхлебнул. Поставил на стол и направился к выходу.

— На самом деле, ничего. Все, что нужно следствию, я уже услышал, спасибо за помощь. — Он поравнялся со Стешей, посмотрел задумчиво. — Только меня удивляет, что брошь «Лилия de pureté» — золото пятьдесят шестой пробы, изумруд в форме капли, эмаль, семь бриллиантов по девять карат каждый работы знаменитого мастера девятнадцатого века и ведущего ювелира Дома Фаберже Пиль Кнут Оскара в ней не значится… Не знаете, почему?

Стеша перевела взгляд на Ираиду. У той потемнело лицо, багрово-красные пятна на шее, руках, растерянный взгляд и недоумение в голосе:

— Ну… как же?

— Вот, действительно, как? — Чернов вернулся на свое место, сел, размашисто расправил полы куртки. — Формально брошь «Лилия de pureté» все еще находится в Соединенном Королевстве, откуда ее не вывозили с 1937 года, когда она была доставлена Советским правительством для участия в аукционе. Незадача, правильно?

Он уставился в пожелтевшее лицо собеседницы.

— Более того, — продолжил с азартом, — в декларации значится, будто бы ввозилась на территорию России золотая брошь, 585 пробы, изумруд в форме капли, семь фианитов, эмаль производства 1994 года, не представляющая, в отличие от своего предполагаемого двойника никакой исторической и культурной ценности, — Чернов медленно закипал. — А еще среди ввозимых мадам Эрхард ювелирных украшений значится брошь «Муха», до боли напомнившая нашим экспертам украшение, участвовавшее в выставке Дома Романовых 2013 года.

Пожилая дама поджала губы, произнесла с достоинством:

— Намекаете, что я пытаюсь нажиться на пропаже, выдавая дешевую подделку за подлинное украшение? Но украшения не были застрахованы, от кражи я не приобрела ничего, кроме собственной головной боли. В чем тогда моя выгода от огласки?

Следователь хмыкнул.

— Вот и я это хочу понять: что вы выиграли… Мотив, знаете ли… Мне нужен мотив.

Он задумчиво похлопал себя по коленям, придвинул к себе чашку чая, сделал большой глоток.

— Знаете, что, — Стеша вмешалась в разговор. — Я понимаю, куда вы клоните: найти следы преступника не можете. Так подводите к тому, что и кражи не было. Нет объекта хищения, нет и состава преступления, верно? — Она чувствовала, как краснеет. — Проще всего запугать пожилую потерпевшую да спустить дело в «отказ». Но, вот что я вам скажу: вам это не удастся сделать! — Следователь отставил чашку, повернулся к девушке, уставился с интересом. — Даже если она ввезла в 2014 году дубликаты ювелирных украшений, это еще не означает, что она не ввезла оригиналы!

Чернов усмехнулся:

— Не означает, верно. Только, вот ведь незадача, Ираида Семеновна и ценность вещей указала: две и полторы тысячи евро соответственно. Получается, что гражданка Эрхард ввезла культурные ценности контрабандой. Тоже, знаете ли, неприятная статья.

Стеша перестала дышать, растерянно перевела взгляд на Ираиду: прямая спина, остекленевший взгляд, плотно сомкнутые губы.

— Две тысячи евро, говорите? — Стеша хищно прищурилась. — Хорошо, что вам мешает найти украшение стоимостью две тысячи евро… Что-то около ста шестидесяти тысяч рублей. Ну, переквалифицируйте часть три сто пятьдесят девятой стати УК[19] с подпункта «в» — крупном размере — на подпункт «а» — с незаконным проникновением в жилище.

Следователь угрюмо хмыкнул, повернулся к Ираиде:

— Знаете, что меня бесит в моей работе? Что вот каждый вчерашний студент-желторотик мне советует, что делать. Как квалифицировать. Как преступников ловить. И оно, конечно, правильно, коли бы вот они еще и понимали, что, если на самом деле похищена антикварная брошь стоимостью в четыре миллиона рублей, ее искать в ломбардах и скупках краденного как барахло за сто шестьдесят тысяч бесполезно. Потому что нет ее там. Потому что антикварная брошь за четыре миллиона работы известного мастера девятнадцатого века, скорее всего, похищена для частной коллекции и давно вывезена за границу либо ждет такой возможности. А мы, видишь ли, даже заявить в Интерпол не можем, потому как формально брошка-то еще в Англии, неудобно перед коллегами, ей-Богу. Верно говорю, Ираида Семеновна?

Ираида молчала. Стеша тоже не могла найти, что ответить. Чернов посмотрел на них, тяжело вздохнул:

— Вот то-то и оно, молчите, юная правозащитница. А то понавыпускают в этих москвах умников, а работать опять Чернову Алексей Иванычу.

Он медленно встал, хрустнул суставами. Молча направился к выходу.

— Брошь, действительно, антикварная, — отозвалась Ираида ему в спину. — Я не лгу вам. Я показывала ее оценщику, когда хотела продать. В прошлом году.

Чернов остановился. Его сутулая фигура замерла в проходе.

— Болдырь Иван Игнатьевич, знаете такого? — Ираида потерла виски.

Чернов развернулся к ней, кивнул.