Танцы на осколках (СИ)

Мои воспоминания прервала общая суета: Милка, наконец, приволокла таз, полный воды, баба Ежна отправила её за вещью Гжевика, а сама ходила вокруг стола, тихо разговаривая сама с собой. Брест стоял неподалеку, сложив руки на груди и хмуро взирая на Епископа. Церковник с довольной миной уселся рядом со мной и стиснул в объятиях, наблюдая исподтишка за наёмником. Тот криво усмехнулся и, отвернувшись, завёл разговор с Герой. Отсюда было не разобрать, о чем они переговаривались. Артем толкнул меня плечом:

— Ну что, подруга дней моих суровых? Ох, и неприятно мужику будет, когда ты кинешь его, мне ли не знать?

Я отпихнула наглеца:

— То, что я пойду с тобой, еще не значит, что всё будет как раньше. У нас есть общая цель и только.

— Успокаивай себя, как хочешь, — подмигнул старый знакомый, — Кстати, а что этот парень — в самом деле Прежний?

Гера что-то серьезно объяснял Бресту, не замечая испытующего взгляда Епископа. Я кивнула:

— Да, но он с нами не пойдет. Изначально был против этой идеи.

— Какая глупость, — скривился Артём, — ну, да бог с ним.

— Кстати, о боге. Зачем тебе всё это? — я потеребила его за церковную робу.

— Глупый вопрос. Ты же помнишь, что после Тьмы какое-то время ещё оставались старые религии: Христианство, Ислам, Буддизм. Но после всего случившегося они себя изжили. Полезли упыри, навьи, и прочая шваль, а тот же святой крест и вода на них не действовали. Людям нужна была новая или сильно обновлённая вера. Сейчас в некоторых районах уже поклоняются старым богам: Яриле, Перуну, Макоши, но это все разрозненность. Я же принес в этот край единство и объединил их под «старой крышей».

— То есть?

— Трое — это Христос, Будда, Аллах. Три старые мировые религии в одном. Я ничего не придумывал, просто взял старые законы и объединил их нужным для себя образом.

— И люди поверили?

— Людям всегда нужно во что-то верить.

Я хмыкнула:

— Ты в словах «Золото и власть» сделал до буя ошибок.

— Вот за что я тебя люблю, Катька, так это за проницательность, — расхохотался Прежний, — ладно, — он крякнул, поднимаясь, — пошли, найдем уже старого жулика и свалим из этой помойки.

Запыхавшаяся Милка притащила откуда-то отцовский кушак и устало протянула его ведьме. Ворожея схватила тряпку, бросила быстрый цепкий взгляд на подошедшего Епископа. Артём встал прямо у неё за спиной, словно надзиратель, скрестил руки на груди. Старуха скривилась, но ничего не сказала, лишь велела Гере принести один из факелов, подожгла грубую ткань и стряхнула пепел в воду.

— Поди сюда, голуба.

Молодая баронесса тяжело вздохнула и, оторвав только что посаженную задницу, подошла к бабуле. Та вытащила шпильку и уколола ей палец. Милка вздрогнула от неожиданности, и пара вязких капель упали следом за пеплом, тут же растворившись в воде. Я сидела, словно в оцепенении, наблюдая за точными и выверенными движениями бабы Ежны. Она плавно покачала воду в блюде, и забормотала одной ей известный заговор, слов не разобрать, лишь шипяще-свистящие убаюкивающие звуки. Мои глаза сами собой начали закрываться. Я стала проваливаться в темноту, дергаясь, когда сильно заваливалась набок. Тут же разболелась голова, сил сопротивляться сну почти не осталось. Черные пятна вспышками ширились, поглощая, заслоняя собой сознание. Закрутились смутные образы, сменяя друг друга: Артём с кинжалом, подпоясанный кушаком Гжевика, Милка с руками в крови, и бледный Брест, медленно бредущий в мутный пруд, больше напоминающий лужу. Он заходил все глубже и глубже, пока темная с проседью макушка не скрылась под водой, и та забурлила, выплевывая огромные шары пара. Но, как же… Он же ошпарится! Надо его вытащить! Я в очередной раз стала падать, но мне на плечо легла тяжелая рука, не давая ухнуть с лавки. Я вздрогнула, рядом стоял живой Брест с виноватым выражением лица:

— Барон нашелся.

Я потерла лицо и с тяжелым вздохом поднялась:

— Куда топать?

— Ты не поверишь: обратно в склеп. Он сейчас прячет Алатырь в гробу своей жены, — разорялся наёмник. — Старый паскудник застыл там вместе с Гостемилом.

Мужчина умолк, к нам подошел Артем, прихлебывая из бутылки:

— Готова, радость моя?

Глаза Бреста сузились до двух щелей, а Прежний по-хозяйски закинул руку мне на плечи и кивнул наёмнику:

— Эй, бычара, дыши ровнее, — издевался Епископ, — Давай-ка, дуй вперед всех, факел понесешь.

У наемника раздулись ноздри, а руки сжались в кулаки. Брест был на грани, готовый взорваться от бурлящей ярости. Я, не дожидаясь детонации, вывернулась из наглых лап старого знакомого, сама вытащила ближайший факел и потопала, зевая, за Герой и Милкой.

Парень уже стоял у выхода в коридор, не спуская глаз с Епископа. Когда я подошла ближе, Гера, увязавшись за мной, обернулся — слышит ли опасный гость — зашептал мне:

— Катерина, я не чувствую Епископа, он закрылся как баба Ежна. Но и без его мыслей моя чуйка кричит об опасности. Что-то будет.