А про себя подумал: «Я про тебя такое помню, что ты бы очень удивилась, если бы узнала, что я знаю».
– А Тонька сейчас в Карелии в командировке, – сказала, как бы, между прочим, Лариса.
И тут ее снова настигла тоскливая волна: ведь вспомнив подругу, она с болью подумала об Антонио и актрисе, знакомству с которыми она, по воле случая, тоже была обязана коллеге.
– Если бы я знал, что у меня сегодня будет такая гостья, то позаботился бы о сладостях, – с искренним сожалением в голосе признался Аристарх. – А так вот: только сахар-рафинад к чаю.
– Ух, ты, рафинад! – воплощенная мечта перестройки, – усмехнулась Лариса, положив один прямоугольный кусочек белого кристалла в чашку, где плавал лимон.
«Сейчас что-то начнется. Будь начеку, на провокации не поддавайся», – приказал себе спортсмен.
– Чай пусть пока остывает, – сказала женщина и вдруг спросила, – а ты никого не ждешь, случайно?
«Начинается, держись», – пронзило мужчину. А вслух он произнес:
– Ты моя гостья сегодня, присаживайся, – и кивнул на кресло отсутствующего сотрудника.
Но в кресло Лариса садиться не хотела. Это было как-то банально. Покружившись, послонявшись по кабинету в своем сексапильном наряде, она изящно присела на краешек стола всё того же отсутствующего сотрудника прямо напротив Аристарха. Абсолютно естественно и абсолютно непреднамеренно…
– Тебе так удобно? – попытался улыбнуться журналист, сознавая, что такую пытку он долго не выдержит.
– Вполне.
И Лариса вдруг поняла, что просто невозможно растягивать эту неопределенно-пикантную паузу дальше. Тем более, пока чай остывает…
– А давай предположим, что у нас служебный роман. Действительно, мы так давно знаем друг друга, чего…
«Я пропал» – было последнее, о чем подумал атлет, когда со словами «чего уж там, располагайте, пан Рачинский», женщина эффектно, одним движением расстегнула ряд перламутровых пуговиц на кофточке, обнажив красивую грудь в белоснежном бюстгальтере. (К встрече она готовилась тщательно, хотя совсем с другим).
Наверное, сидеть на краешке стола было, всё же, не совсем удобно, и она соскочила, тем самым приблизившись к Аристарху.
Мужчина сначала повернул голову к двери, а затем резко приблизился к Ларисе. Приподняв ее легко и вертикально перед собой, как негнущийся пластмассовый манекен, быстро переставил в угол к окну, на котором висела плотная штора. При этом, он нечаянно одной рукой коснулся ее груди, ощутив, как на мгновение его «закоротило». Аристарх быстро, как кокон, закрутил женщину в штору и со словами – «застегнись, сюда могут войти», пошел и закрыл дверь в кабинет. Затем, вернулся в кресло и залпом выпил обжигающий чай.
Лариса вышла из-за занавески уже с застегнутыми пуговицами. Она села в кресло и взяла чашку чая в руки. И сознание, упорно продолжающее работать автономно, применительно к ситуации, выдало: «Да, ладно. Раскомандовался тут. А сам дотронулся нечаянно до женской груди, как школьник, и левый глаз так сразу и окосел. Я заметила».
Молчание явно затянулось. И Аристарх, наконец, его нарушил.
– Я сохну по тебе уже три года. Но не нужно меня так провоцировать…
– Три года, – тихо повторила Лариса. – Я не знала. Вернее, я знала, что ты ко мне с симпатией относишься…
– Теперь это так называется, – мужчина усмехнулся.
– Но я не знала, что так давно, – сказала она.
– Ну, вот теперь будешь знать, – вздохнул Аристарх.
Он, наконец, развернулся в кресле и немного с опаской посмотрел в сторону непредсказуемой и обожаемой мадам.
– Я сейчас чай допью и пойду, – сказала, словно, успокоила его, Лариса.
«Только не это, только не это, – ужаснулся атлет. – Она сейчас уйдет!»
– Я надеюсь, всё останется между нами? – тихо спросила журналистка.
– Ну, вот, скажешь еще, – растерялся Аристарх, не зная, что ему говорить дальше. – Я столько нового о тебе узнал сегодня. Теперь вот буду знать, что временами тебя заносит, как… бешеного мустанга.
(«И что ж ты такое плетешь, идиот, сам, не ведая что. Это от отчаянья»).
– Мустанг – мужского рода, – как-то глухо и отстраненно сказала журналистка.
– Ну, бывают же еще и женские особи …
– Кобылок объезжают, а женщин завоевывают, – тихо, словно, на опять подсевшей батарейке, подсказала Ларисина мозговая «автономия». – Что ж ты не попытался меня завоевать, раз уж я тебе так давно нравлюсь?
Спросила искренне, устало и без всякого намека на кокетство.
– А как? К тебе ж ни с какой стороны не подъедешь, – вздохнул мужчина.
– Такая бешеная?
– Нет, – улыбнулся Аристарх. Ты же знаешь, наверное, как тебя называют коллеги-мужчины? «Такая вредная московская штучка».
– Знаю. Но так они меня раньше называли. Ты слукавил, – сказала женщина. – Сейчас они меня называют одним коротким, но емким словом – стерва.
– Но… – начал было мужчина.
– Да чего уж там. Раз так считают – будем соответствовать, – вздохнула Лариса. Это у меня сегодня день какой-то такой, что я раскисла…
– Просто карта не так легла?
Она кивнула.
– Надо пережить этот день, а завтра всё будет иначе…
(«А я хочу, чтобы сегодня не кончалось, потому что боюсь этого завтра, где всё может оказаться иначе», – подумал мужчина.)