Театральная секция ГАХН. История идей и людей. 1921–1930

Высказались, кажется, все члены секции: в прениях участвуют Н. А. Попов, А. М. Родионов, П. А. Марков, Н. Д. Волков, В. В. Яковлев, В. А. Филиппов. Причем Родионов и Яковлев, скорее, заинтересованы спектаклем и склонны высоко оценить работу Мейерхольда. Выступивший последним Филиппов укажет, что «от окончательных суждений <…> надо воздержаться, так как <режиссером> не закончена окончательная редакция его работы. Но нельзя терять из виду то, что было показано на генеральной репетиции, и, производя описательную рецензию, производить ее по отношению к обеим редакциям. Открытое заседание надо устроить после окончательной доработки спектакля».

Понятно, что закрывали заседание не случайно. С одной стороны, острое неприятие мейерхольдовской премьеры многими сотрудниками Теасекции секрета не составляло. С другой – возможно, не хотели ни ссориться с режиссером, ни тем более публично поддерживать противников спектакля. Обвинения в «мережковщине» и контрреволюционности были не безобидны. Но безусловно хотели открытого разговора с Мейерхольдом, надеясь задать ему вопросы и получить на них ответы.

Волков (ошибочно) думает, что Мейерхольд испытывает нужду в общении с профессионалами. Более реалистически видящий ситуацию Филиппов предполагает, что режиссер не станет входить в разговор на равных.

«М. Д. Прыгунов предлагает до диспута просить Мейерхольда высказаться перед нами в тесном кругу.

В. Г. Сахновский предлагает, что следует просмотреть протокол и выписать все наши недоумения – и на это пригласить Мейерхольда.

Н. Д. Волков считает, что свидание <Теасекции> с Мейерхольдом ему самому желательно. Надо тезисы продумать.

В. А. Филиппов. Мейерхольд хочет диспута, что касается беседы, то он, вероятно, не пойдет.

Н. Д. Волков предлагает устроить полузакрытое заседание.

Постановили:

1. Просить В. А. Филиппова переговорить с М[ейерхоль]дом о встрече с Театральной секцией с тем, чтоб после пригласить его на диспут.

2. Устроить вторично заседание по поводу „Ревизора“, до встречи с Мейерхольдом.

3. Просить всех членов Театральной секции дать описательную рецензию»[303].

И в тот же день, 20 декабря, появляется машинописный вариант стенограммы прений в сокращенной «секретарской редакции Н. Д. Волкова», не просто сокращенный, но и подвергшийся цензурирующей редактуре (что хорошо видно из сличения хотя бы выступления Маркова – и его протокольной фиксации)[304].

Вопрос об устройстве открытого заседания по «Ревизору» вызывает ряд предложений. В качестве постановления принимается:

«1. Просить В. А. Филиппова переговорить с В. Э. Мейерхольдом о встрече с Театральной секцией на закрытом заседании с тем, чтобы уже после этой встречи устроить диспут.

2. Назначить второе заседание секции по „Ревизору“ на 24 декабря в 3 часа дня.

3. Просить членов секции продумать вопрос об описательной рецензии на „Ревизора“»[305].

Накануне обсуждения на Теасекции, 19 декабря, на «Ревизоре» побывал В. Беньямин[306]

, записавший в дневнике: «Аплодисменты в театре были жидкими, и возможно, что это также объясняется не столько самим впечатлением, сколько официальным приговором. Потому что постановка безусловно была великолепным зрелищем»[307].

24 декабря, вновь на закрытом заседании, обсуждение продолжалось. Мейерхольд на нем не появился. Со дня генеральной репетиции прошло уже две недели, некоторые успели посмотреть спектакль не по одному разу и могут судить о том, в каком направлении происходят режиссерские изменения в спектакле.

Ведут заседание три секретаря – Волков, Кашин, Яковлев[308]. Протокол сохранил выступления Новикова, Филиппова, Волкова, Бродского, Сахновского.

Новиков резок до грубости: «Пьеса превращена в труп, и на этом трупе танцует великий мастер. <…> Нет внутреннего человека – а есть лишь внутренности»[309]. Филиппов говорит об излюбленном методе Мейерхольда идти «от противного», переиначивая все и вся – структуру вещи, характеристики персонажей; констатирует, что «спектакль остался нянькиным одеялом с несогласованными кусками». Не считает нужным сглаживать формулировки и Бродский. Настаивая на том, что «предметом работ Теасекции должен служить „Ревизор“ генеральной репетиции», аргументирует это тем, что «вся последующая корректура только указывает на то, какую роль играет зритель в ТИМе, вынуждая даже такого декадента, как Мейерхольд (а человек, любящий Блока и Уайльда – декадент), менять и калечить свое произведение».

В речи Сахновского явственен акцент защиты режиссера от идеологических упреков: он напоминает коллегам, что Мейерхольд «совсем не философ и аналитик, но человек, мыслящий в категориях театра. Это – человек, специально занимающийся театром и преследующий чисто театральные эффекты. Это – человек холодной внешности, который недаром любил испанцев и итальянцев. Можно, конечно, смотреть на произведения Мейерхольда вне его самого. Но можно подойти к его работе как к выражению его театрального существа. И тогда многие детали спектакля получат свое глубокое, чисто театральное истолкование»[310].