Театральная секция ГАХН. История идей и людей. 1921–1930

Спустя полгода, в ноябре 1925-го, Гуревич делает, казалось бы, вполне служебное сообщение на тему «Библиография о предмете театра»[354]. Но в прениях Сахновский задает важные вопросы: «Что положено в основу выборки из имеющегося обширного материала того, что относится к данному вопросу? Не приходится ли исходить из какого-то понятия театра, общего для всех эпох, которые затрагивает данная библиография, – не имеется ли скелет, который проходит через все названные произведения? Каково же это определение театра, которое вскрыло бы всю его глубину?»

Любовь Яковлевна отвечает, что «определение сущности театрального искусства в смысле захвата его в глубину еще никто не дал. Театр представляет из себя нечто загадочное». Сахновский подхватывает эту точку зрения: «Театр иногда приобретает характер популярных, понятных искусств, но вообще он непостижим, как обычные предметы. Он иррационален в своих основах».

Якобсон не соглашается: «Уже из того, что мы можем говорить о театре, вытекает, что мы можем его постигать. Вопрос о рационализме и иррационализме снят уже в философии. Говоря о постижении театра, мы вовсе не должны думать, что имеем дело с рассудочным пониманием. Предмет театра действительно сложнее всех искусств, но он ничем от них по своей природе принципиально не отличается»[355].

Так завязывается эта захватывающая дискуссия, на протяжении нескольких лет продолжавшаяся на заседаниях Теасекции и привлекшая немало заинтересованных участников.

Любовь Яковлевна отодвинута в сторону, спорят Сахновский и Якобсон. И речь вовсе не о библиографии, а о принципиальной постигаемости – либо непостигаемости театра как художественного феномена, о сущности театра и методах его познания. Дискутанты – режиссер, историк театра, эссеист Сахновский и философствующий теоретик, недавний выпускник Московского университета, последователь Гуссерля и Шпета Якобсон, – развивая свои положения, представляют все новые и новые аргументы в пользу выдвинутых идей.

Полемика философа – с «человеком театра», искусствоведа-методолога с театральным практиком выявит сущностные разногласия их позиций, полярность воззрений не только на театр, но и на науку о театральном искусстве. Точку зрения первых репрезентирует Якобсон, который настойчиво стремится перевести размышления собеседника в план теоретической рефлексии. Понимание театра теми, кто его создает, последовательнее и энергичнее прочих отстаивает Сахновский (хотя, конечно, в полемике принимало участие значительно большее количество людей, среди которых были не только театральные знатоки, такие как Марков и Гуревич, но и методологи искусства О. А. Шор и Н. И. Жинкин и другие, о чьих суждениях тоже будет сказано).

Оценив принципиальную важность прояснения основополагающих концепций того, что представляет собой искусство театра и как именно возможно его изучение, подсекция Теории устроит собеседование на тему: «Театр как предмет театроведения»[356], вступление к которому (превратившееся в доклад) произнесет Сахновский. Он предложит и рабочее определение объекта исследования:

«Театр есть искусство, где играют, катастрофически сталкиваясь, четыре самостоятельных силы: актер, текст, режиссер и пространство сценического действия» – и развернет программу исследований театра. Первоочередной Сахновскому видится задача ответить на три вопроса: «что есть театральная форма, театральный материал и театральное содержание».

«В театре мы всегда присутствуем на страшном бое и приходим смотреть на смерть», – уверен режиссер. И поясняет мысль: «И если Астров не полюбил Соню[357], то в конечном счете и это игра со смертью».

Определения, данные докладчиком, по мнению обсуждающих, не проясняют принципиально объект изучения.

Гуревич полагает, что «борьба сил не есть понятие катастрофы», и предлагает все же уточнить, какова природа театра. Якобсон также настаивает на том, что необходимо «установить самое понятие театра как художественного предмета» и поставить проблему, как его возможно исследовать. Волков напоминает, что, ставя отдельные проблемы, нужно «все время иметь в виду тот метод, каким надо изучать основные проблемы театроведения, чтобы ответ на них имел общеобязательное значение»[358].

«Собрание постановляет просить Л. Я. Гуревич сделать доклад о литературе, посвященной данному вопросу, П. М. Якобсона – сделать доклад на ту же тему, что и Сахновский»[359].

И 3 декабря 1925 года Якобсон читает доклад «Театр как предмет театроведения»[360].

К сожалению, ни текст доклада, ни даже его тезисы не сохранились, и реконструировать сказанное мы можем лишь «в отраженном свете» – по стенограмме обсуждения. Из нее выясняется, что Якобсон опирается на известную формулу Шпета (сцена как «отрешенная действительность») и стремится выйти к определению, в чем же состоит сущность искусства театра, методом его отграничения от «смежных явлений».