Эссе «Театральное скитальчество», текст которого, к счастью, сохранился и теперь опубликован[369]
, – пожалуй, самое развернутое и выразительное размышление о природе театра, оставленное Сахновским-литератором. «Так как предмет очень деликатный, то говорить о нем на языке арифметических задач не только трудно, но и невозможно. Нет в этом <…> мире аксиом, нет теорем <…> как-то не пишется параграфический учебник. <…> Говоря о театре, предпочтительнее недоговорить. Я бы сказал, что нужно лишь показать, в какую сторону хотелось бы, чтобы посмотрели, а назвать то самое, что хотелось бы, чтобы было увидено, нельзя. <…> Корни театра <…> это не концентры, вписанные цикл в цикл, а носящиеся, однако, в гармонических сочетаниях вихри, рождающие формально ощутимые образы театра, лишь в мгновениях актерских соотношений облекающиеся в композиции. <…> Театр, искусный соблазнитель, обличает вещи невидимые, невидимое и неведомое делает зримым, за то увенчан, за то наполнен толпами…»[370]Буквально на следующий день, на совместном заседании подсекции Теории Театральной секции и Комиссии художественной формы Философского отделения, к коренному вопросу, размышления над которым, по-видимому, не оставляют его, возвращается Якобсон. Доклад называется просто: «Что такое театр»[371]
. Сохранилось и иное название того же доклада: «Проблема спецификума <театра>»[372], лишний раз подчеркивающее связь театроведческих идей с поисками формалистов.Материалы, связанные с докладом, размещены в нескольких единицах хранения, заседания проводятся дважды, из чего следует, что положения, выдвинутые ученым, всерьез заинтересовали коллег.
«Существо театрального предмета может быть уяснено, если принимается во внимание тот контекст культуры, в котором он дается, поскольку имеющий те же онт[олог]ические признаки предмет может оказаться магической, религиозной, и т. д. реальностью, – заявляет исследователь. – Театральный предмет дан в нашей культуре как действительность искусства. Все утверждения, что театр дается как иного рода действительность, должны быть отвергнуты при признании их частичной правоты. <…> Данность всего как воплощения превращает всю действительность из видимости в образ»[373]
.Недавний студент отважно полемизирует не только с Сахновским, но и с приверженцами известных теорий театра вроде Вяч. Иванова и Шпета. Отвергая известные способы определения феномена сценического искусства, Якобсон предлагает рассмотрение театра через противоположение жизни и игры (предвосхищая идею известной работы Й. Хейзинги[374]
) и выводит тем самым рассмотрение объекта в более широкую область культуры.В прениях среди других выступает Сахновский. Его интонации передают реакцию человека театра, не принимающего самой возможности поползновений «постороннего», непосвященного, посягающего на интеллектуальное проникновение в магию любимого дела. Хотя Сахновский «допускает возможность речи не человека театра о театре», его удивляет «употребление терминов „игра“ и „образ“ в отношении театра», он упрекает докладчика в «чрезвычайно смутном содержании» этих терминов. «Игра в театре есть тот процесс, когда художник в театре „я – он“. Об этом докладчик не говорил. Затем докладчик ничего не говорил о „
Н. И. Жинкин положения докладчика поддерживает и полагает, что доклад был не полностью воспринят оттого, что «не было риторического жеста и увлечения», то есть – из-за неартистичности выступления оратора.
Стенограмма сообщает: «Относительно зрителя Николай Иванович <Жинкин> думает, что зритель в творении спектакля не участвует, зритель есть только указание для созидателей спектакля; 2) относительно слова Н. И. думает, что слово в театре – тоже жест; 3) отвечая Сахновскому, Николай Иванович сказал, что об игре все-таки докладчик говорил очень много, но он не показал конкретного наполнения и форм этой игры»[376]
.Через неделю, 6 декабря, продолженное заседание открывается специальными «Предварительными замечаниями» Якобсона. Именно в них сформулировано последовательное, развернутое выражение целостной концепции докладчика – и того, что есть театр, и что составляет сущность актерского творчества, и какова роль зрителя, и как именно искусство театра д'oлжно исследовать. Роль Сахновского как выразителя определенной исследовательской позиции, «раздражителя» и постоянного оппонента здесь особенно очевидна.
Итак, Павел Максимович заявляет: