Театральные записки

Веками люди бьются над проблемой – как подчинить необратимость времени своей воле. Искусство, кажется, только и занято «поисками утраченного времени». Но… Всё безрезультатно. А вот Вам как-то удаётся подчинить его себе – растянуть, заставить двигаться так, как хотите этого Вы, и, наконец, просто пустить его вспять. Среди зимы мы получаем письмо, сохранившее краски и мелодии прошлогодней весны, вобравшее в себя её и все вместе взятые вёсны.

Время Вашей жизни сродни времени художественному, оно придумано Вами, как и Ваша жизнь. Вы никогда не ставите даты на своих письмах, если Вы что-то рассказываете, вы никогда не уточняете, когда это произошло. У Вас свои рубежи, свои до и после Рождества Христова. Время Вашей жизни предельно спрессовано, оно включает в себя столько событий, сколько не может вместить жизнь обыкновенного человека. Может быть, потому что Вы сами строите, создаёте, придумываете жизнь свою и всё, что вокруг Вас, а, может быть, потому, что жизнь Ваша – это жизнь духа, а духовное существует по своим законам – духовным, вневременным.

Интересный парадокс – больше всего успеваешь, когда не хватает времени, когда надо успеть в тысячу мест, встреч. Утро – встреча с японцами, нужно поучить их русскому языку, днём нужно выбрать тему диссертации, посмотреть интересную выставку, а потом бодрствовать всю ночь на репетиции (мы опять увлечены постановкой, но на этот раз не своих пьес). И вот именно тогда, когда времени катастрофически не хватает, необычайно остро чувствуешь и видишь всё вокруг – синие сумерки, когда зажигаются жёлтые фонари, и, если сощурить глаза, то сквозь ресницы они видятся лучистыми, как солнца; ранним утром, после репетиции, заснеженная мостовая и первые следы на ней сегодня будут нашими. А потом – горящие солнцем окна нашей стекляшки, а ещё потом, днём – деревья в искрящемся инее (интересно, почему зиму не называют кристальной?). А ещё есть Москва-река, покрытая тонкой корочкой льда, и в ней ещё пока отражаются фонари, и запах карамели около Каменного моста, и детские воспоминания, и в голову приходят разные мысли, и кажется, что вот только бы недельку свободную, тогда можно было бы написать что-нибудь «просто гениальное», нагуляться и начитаться вдоволь. Но, когда выдаётся такая неделька, ничего гениального не получается, потому что шевелить мозгами мешает эпикурейская лень.

А ещё в эту свободную неделю хочется поехать в Ленинград, увидеть Вас, поговорить с Вами или просто побродить по улицам и рекам Ленинграда. И это, наверное, удастся….

Сегодня в университете говорили с Игорем Золотусским (хорошим литературоведом и консультантом Быковского фильма «Нос»), он всех озадачил и заинтриговал, сказав, что фильм Ролана Быкова «Нос» о печальной Петербургской весне..

1977 г.*

Здравствуйте, родные мои мартыхи!

Как отдохнули вы?

Я хорошо, если не считать, что и 20 дней пребывания на моём любимом морючке меня взад-вперёд таскали в Ленинград на съёмки к Ролану, – ушло 6 дней, три дня шторма в первые дни, и четыре – в последние, – и того из 20-ти дней – 11 нормальных курортных дней. Но всё равно оттаяла, загорела, наплавалась, надышалась. Комнатка моя была на балконе, собственно, даже не комнатка, а крошечный балкончик с раскладушкой, со всех сторон занавешенный тряпицами. Но зато на втором этаже, но зато с видимым морем с одной стороны, и горами с другой, но зато с живыми кистями винограда, спускающимися по тряпицам прямо к моей раскладухе, но зато с пальмой у изголовья, но зато с настоящими светлячками и со многими-многими прочими, «но зато».

Интеллигентные хозяева – она ленинградка, он абхазец, кавалер двух орденов Ленина и многих наград, живущие зимой в Ленинграде, летом в Гагре.

Когда Ирина Андреевна привезла меня к ним, – пришли в состояние шока, куда же помещать «этакую знаменитость», т. к. весь громадный двухэтажный дом был перенасыщен родственниками (дальними и ближними), детьми, и друзьями детей, детьми друзей, внуками и друзьями внуков и, наконец, внуками друзей. Кошмарическое для хозяев кавказское гостеприимство.

Но и этого мало. Наш очаровательный хозяин (75 лет), будучи в Ленинграде 9 мая по кавказскому обычаю пригласил всех, оставшихся в живых однополчан, – в числе 29 человек, – в гости летом в Гагру. Все двадцать восемь именно так это и восприняли, – как кавказский тост, и только одна, – не знаю даже, как её и именовать, – оказалась она моржихой, – вы знаете, конечно, что моржи – это люди, плавающие в прорубях. И вот эту теперешнюю моржиху наш прекрасный хозяин видел в своей жизни два раза. Первый, – когда он на фронте ехал в машине со своим комполка, и оба увидели на военной дороге регулировщицу, перекинулись фразами, и комполка взял её на свою машину и женился на ней.

Стоп! Стоп!

Начала я писать об этой женщине, судя по тому, как о ней говорили все, населяющие этот дом. Она же пришла 9 мая 1977 года в День победы к однополчанам уже умершего мужа-генерала!..

Соберу все письма и привезу вам лично.