Фильм хорошо приняли в Одессе и на «Украинфильме». Радостный Белинский привез его через два-три дня после утверждения нового плана. По ошибке или недосмотру «Старой крепости» не было ни в числе отклоненных, ни в числе утвержденных.
Я посмотрел фильм с кем-то из редакторов и спросил Линова, когда он и Дукельский будут смотреть картину. […] Линов посмотрел в тематический план:
– Такой картины не существует!
Я сказал:
– Она находится в просмотровом зале…
– Смотреть ее не будем. Картины «Старая крепость» в плане кинематографа нет, и она не может быть на экране. […] Принимать фильм в главке нельзя, вы допустили ошибку, просмотрев фильм. Его не существует, раз его нет в тематическом плане.
[…] впервые я услышал отчетливо прозвучавшее слово «хозяин»:
– Хозяин сам просмотрел план и утвердил… Понимаете? Никто не будет менять. […]
Белинский и Беляев ходили и ходили впоследствии по кабинетам, обращались за помощью к крупным режиссерам, но все было безрезультатно [Маневич 2006: 155–156].
Институт периодики в системе контроля искусств
Геллер и Боден писали о замыкании искусств на литературе в 1930–1940-х:
…иллюстрацию феномена централизации […] составляют журналы, органы различных творческих институций, роль которых остается первостепенной, особенно в литературе. В ждановскую эпоху уцелело только четыре всесоюзных литературных журнала […]. Что касается других областей, то каждая получила право только на один центральный орган с весьма умеренным тиражом. […] В этом проявляется противоречивый процесс интеграции, под водительством литературы, но вместе с тем – фрагментации и изоляции отдельных дисциплин. Давление литературного образца, вездесущего на теоретическом (идеологическом и эстетическом) уровне, ведет прежде всего к отрицанию у других дисциплин их структурной специфики и подчиняет критерии оценки дискурсивным категориям […]. Доминирующую позицию литературы в советской художественной системе и «литературизацию» последней объясняет ее функция базового кода – предопределенная ролью Слова [Геллер 2000: 312–313].
Процесс замыкания советской культуры на литературе историки описывали с высокой степенью обобщения. Его можно детализировать благодаря разбору нюансов, зафиксированных в периодике. Периодические издания, посвященные литературной и художественной критике, выявляют институциональное поле проявлений литературо- и текстоцентрических тенденций. Они планомерно усиливаются с рубежа 1920–1930‐х, когда существовал весьма широкий спектр литературно-художественных и литературно-критических журналов, но иным искусствам было отведено максимум по два издания. Никакое искусство не могло и мечтать о такой дифференциации, которую критик, идеолог РАПП Иван Макарьев требовал от литературных изданий: