Сотню лет нам внушали, какие мы мерзкие, и мы в результате приняли это. Потеть теперь настолько нежелательно (если вы только не выходите в леггинсах и спортивном лифчике Lululemon из центра сайклинга SoulCycle [13]
и не постите в инстаграм селфи с хэштегом #soulsweat), что вспотевшие вынуждены искать оправдание.Ответ «Простите, просто я супермерзкая» иногда прокатывает. Не благодарите.
Пот официально стал чем-то большим, чем просто функция организма. Это еще одна проблема, которую необходимо решить. Я в этом сама убедилась, когда поговорила с Майклом Бриэром, владельцем Kleinert's — компании, продающей «средства от пота и запаха» с 1869 года. Они производят прокладки для гиперактивных подмышек (выглядят как одноразовые подгузники) и покрытые хлоридом алюминия тампоны, останавливающие потоотделение на целых семь дней. Я подумала, что будет полезно услышать точку зрения человека, который сделал бизнес на борьбе с потом.
«Мне не стыдно признаться, чем я занимаюсь, — ответил он. — Я чувствую, что приношу пользу обществу. Ведь я помогаю таким, как вы, — что же в этом плохого? Я же не убийца».
Вероятно, я, сама того не желая, поставила его в оборонительную позицию. Я не могла с этим ничего поделать — Бриэр казался мне невольным злодеем. Он способствовал тому, чтобы изгнание пота из нашей повседневной жизни стало нормой. Это из-за него все владельцы потовых желез обязаны теперь быть сухими.
«Вы убийца пота», — сказала я.
«Окей, можно, конечно, и так сказать».
Я поинтересовалась о потребителях его товаров.
«Откуда такой спрос? — спросил Бриэр. — Потому что налицо проблема. Откуда проблема? Потому что нас такими создал Бог».
Если даже Бог есть (предположим на секундочку), сомневаюсь, что Всевышний сотворил нечто ради того, чтобы людишки боролись с этим при помощи химических соединений и хлопковых подкладок.
Оценить пот по достоинству (которого он, по-моему, заслуживает) можно было только вернувшись к истокам. Требовалось поместить пот в изначальный контекст — задолго до рекламы антиперспирантов и целителей Ренессанса. Следовало продемонстрировать пот невинным и уязвимым, в первозданном виде и свободным от ярлыков. Я позвонила Дэниэлу Либерману, палеоантропологу и главному специалисту по поту Гарвардского университета. Всю свою карьеру он посвятил вопросу, почему наше тело работает так, как оно работает.
Я начала с простейшего вопроса: «Почему мы начали потеть?»
Либерман объяснил, что млекопитающие потели на протяжении миллионов лет, но в основном потели только лапы. «Когда мы нервничаем, у нас тоже потеют ладони, — сказал он. — Это часть унаследованного нами навыка спасаться».
Влажные лапы обеспечивали необходимое сцепление, позволявшее животному, которое вот-вот станет чьим-то кормом, вскарабкаться на дерево или скалу. «Представьте, как вы слюнявите палец, чтобы перелистнуть страницу», — объяснил он механику.
Эти познания сподвигли меня выбрать другое место, куда я отправилась бы, если умела путешествовать во времени. Раньше я мечтала попасть на концерт Майкла Джексона в рамках Victory Tour [14]
, но теперь хотела бы вернуться во времена, когда потные ладошки были отличительным знаком победителя. Сегодня в них нет ничего крутого. Пожимая кому-нибудь руку, я притворяюсь, что только вышла из туалета и забочусь об окружающей среде. «Ненавижу переводить бумажные полотенца», — говорю я, пока моя жертва пытается незаметно вытереть руку о штаны. Три миллиона лет назад никто не испытывал бы омерзения — меня считали бы героем, чудом спасшимся от смерти.Либерман рассказал, что такой тип потоотделения — связанный с влажными ладонями — изначально не был связан с терморегуляцией.
«То есть из-за стресса мы начали потеть прежде, чем для охлаждения?» — спросила я.
«За много-много-много миллионов лет до этого», — сказал он.
Так вот почему я так феноменально потею при стрессе. Когда приходится выступать на публике, на мне даже толстовка промокает насквозь.
Давным-давно, чтобы охладиться, мы часто и тяжело дышали, как собаки и обезьяны. Но в какой-то момент (сложно сказать, когда именно) наш внутренний кондиционер перестроился: мы перестали пыхтеть, избавились от шерсти и начали потеть по полной.
Либерман потратил много лет, выясняя, почему это произошло, — вероятно, столько же, сколько я училась прятать пятна пота на джинсовой рубашке. К счастью, он достиг большего успеха. В то время как у меня до сих пор висят две такие новенькие рубашки, с которых я даже ценник не срезала, у Либермана появились две рабочие гипотезы.