Тело помнит все. Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть

Психоанализ был рожден в палатах Сальпетриера. В 1885 году Фрейд отправился в Париж для совместной работы с Шарко и позже назвал своего первенца Жаном-Мартеном в честь Шарко. В 1893 году наставник Фрейда из Вены, Йозеф Брейер, процитировал Шарко и Жане в своей потрясающей работе, посвященной причине истерии. «Больные истерией страдают по большей части от своих воспоминаний», – заявляли они, а также утверждали, что эти воспоминания не «стираются» со временем, как это происходит с обычными воспоминаниями, а «сохраняются с поразительной свежестью» в течение длительного времени. Травмированные люди не могут контролировать, когда они всплывут: «Нам следует… упомянуть еще один примечательный факт… А именно тот, что эти воспоминания, в отличие от других воспоминаний о прошлом, не находятся в распоряжении пациента. Напротив,

эти события полностью отсутствуют в памяти пациентов, когда они находятся в нормальном психическом состоянии либо присутствуют в крайне сжатом виде» (21) (все выделения курсивом были сделаны Брейером и Фрейдом).

Брейер и Фрейд полагали, что травматические воспоминания ускользали от сознания либо потому, что «обстоятельства делали реакцию невозможной», либо из-за того, что они начались во время «крайне парализующих эмоций, таких как страх».

В 1896 году Фрейд сделал смелое заявление, сказав, что «первопричиной истерии всегда является растление ребенка взрослым» (22). Затем, лично осознав масштабы эпидемии насилия в лучших венских семьях – в чем, заметил он, был замешан и его собственный отец, – он быстро пошел на попятную. Психоанализ переключился на бессознательные желания и фантазии.

Впрочем, Фрейд время от времени продолжал признавать реалии сексуального насилия (23). После того как ужасы Первой мировой войны столкнули его с военными неврозами, Фрейд подтвердил, что отсутствие вербальной памяти – главная особенность психологической травмы, и если человек ничего не помнит, то он с большой вероятностью будет воспроизводить эти события: «Он воспроизводит их не как воспоминания, а в виде действий; он повторяет их – неосознанно, разумеется, – и в конечном счете мы понимаем, что в этом и состоят его воспоминания о них» (24).

Многолетним наследием совместной работы Фрейда и Брейера 1893 года стало то, что мы называем «разговорной терапией»: «Мы обнаружили, к нашему поначалу огромному удивлению, что каждый отдельный симптом истерии немедленно и навсегда исчезал, когда нам удавалось пролить свет на воспоминание о событии, которым он был спровоцирован, и пробудить сопровождавшие его эмоции, и когда пациент описывал эти события максимально подробно, выражая свои эмоции на словах

(курсив в оригинале). Воспоминания без эмоций практически неизбежно не дают никакого результата».

Они объясняют, что при отсутствии «активной реакции на травмирующее событие» эмоции «остаются привязанными к памяти», и их невозможно устранить. Реакция может быть устранена действием – «от слез до мести». «Язык же служит заменой действиям; с его помощью эмоцию можно «ослабить» почти так же эффективно». «Разработанная нами процедура, – заключили они, – имеет лечебный эффект. Она кладет конец движущей силе… которая изначально не была ослаблена [т. е. в момент травмы], давая выход сдавленным эмоциям с помощью слов; она подвергает их ассоциативной коррекции путем ознакомления с ними нормального сознания».

Хотя психоанализ и переживает на данный момент упадок, «разговорная терапия» продолжает жить, и психологи в целом сходятся во мнении, что пересказ истории о пережитой травме помогает людям оставить ее в прошлом. Это также является и базовым принципом когнитивно-поведенческой терапии (КПТ), которой сегодня обучают в магистратурах по психологии по всему миру.