– Ну, не знаю, – говорю я ему. – Сразу после этого письма Быкову дают Государственную премию. Потом республиканскую. Потом Героя, Ленинскую премию. Что это? Коготок увяз?
– Да, это его панцирь, – отвечает Алесь. – Если б ты знал, какие осы над ним вились.
Винокуров, впрочем, так никогда и не верил, что Быков не подписывал письма.
– Сам подумай, – говорил он. – Ему звонят. Он отказывается. Как, по-твоему, доложат об этом верхам?
– Не сомневаюсь, – отвечаю.
– Ну вот! Те приказывают: не обращать внимания, подписать за него. Так?
– Ну да, – говорю.
– И сразу герой, лауреат, депутат! Ради чего? Ради того, чтоб не выболтал? Подписал он, не сомневайся!
Я и сейчас не знаю точно, как всё-таки обстояло дело.
Да, я допускаю, что какой-нибудь ненавидевший Василя Быкова Севрук, работавший тогда в ЦК (потом был идеологом у Лукашенко и продолжал покойного Быкова люто ненавидеть), предложил не обращать внимание на отказ писателя и поставить его подпись под гнусным письмом. Но время на дворе стояло не сталинское. А для Быкова даже не лукашенковское. Впрочем, я в таких переделках не оказывался. Судьёю Быкову быть не могу. Да и не хочу.
Он стал известным всесоюзному читателю в 1961-м году благодаря своей повести «Третья ракета». Дальше известность ещё более укрепляется: одна за другой выходят «Альпийская баллада», «Мёртвым не больно», «Круглянский мост», «Сотников», «Обелиск», «Дожить до рассвета», «Пойти и не вернуться». Так что, с читательской точки зрения, награждать Быкова было за что. Другое дело, что мнение ценителей литературы в СССР далеко не всегда совпадало с мнением властей…
В перестройку с головой ушёл в общественную деятельность. Стал одним из учредителей Белорусского народного фронта. Избран народным депутатом СССР. Вошёл в межрегиональную депутатскую группу. Был президентом белорусского Пен-клуба. В октябре 1993-го года подписал знаменитое письмо 42-х, призывающее Ельцина принять все меры для того, чтобы блокировать и искоренить коммунистическую и шовинистическую заразу в России. Письмо это тогда же вызвало (и нынче вызывает) истерическую волну протеста в патриотических кругах, с мнением которых, как теперь уже понятно, очень считался Ельцин. Именно его нежелание следовать курсу, предложенному авторами письма, и привело страну к обретённому ныне движению вспять.
В 1994-м году президентом Беларуси избирается Лукашенко. В стране стремительно нарастает попрание демократических свобод. Оппонентов окорачивают, выдавливают из страны. Василь Быков с 1997-го года становится политическим эмигрантом. По приглашению Пен-центра Финляндии живёт в этой стране. По приглашению Пен-центра Германии переезжает в ФРГ. Затем живёт в Чехии. Интенсивно работает. Появляются новые его произведения: «Афганец», «Волчья яма», «Болото». Но постоянные переезды и нервное истощение подорвали здоровье Быкова. Развивается онкологическая болезнь. За месяц до смерти писатель вернулся в Беларусь. Умер в госпитале под Минском. В Минске и похоронен.
В ранние советские годы среди прочих, упразднённых потом литературных групп пользовалась известностью «Кузница». Я хорошо знал, быть может, последнего из живущих её членов – милого старичка, поэта Василия Васильевича Казина. В «Кузницу» входила часть литераторов, отколовшихся от «Пролеткульта». Впрочем, стояла «Кузница» на твёрдой платформе советской власти, её участники полагали, что выражают взгляды и чаяния победившего пролетариата. Что не спасло от ареста и гибели таких её руководителей, как В. Кириллов и М. Герасимов. Сталин избавлялся от всех, кто знал, каков был истинный расклад вождей Октябрьской революции. Сам Казин считал, что ему сказочно повезло. Совершенно случайно он оказался на одном фотоснимке с Лениным, где вождь, кажется, подставляет плечо на субботнике под знаменитое бревно, много и по-разному обыгранное в анекдотах. Василий Васильевич был убеждён, что фотография спасла его от неминуемого ареста. Не помню, стихотворение, цикл, или даже поэму посвятил находчивый поэт чудодейственному фотоснимку. Но когда мы с ним сблизились, он рассказывал мне, что несколько раз был под дамокловым мечом из-за другой фотографии, где он снят с Есениным. Его вызывали, как он говорил, в ГПУ, он писал объяснения о своих связях с Есениным, а насчёт Ленина обещали проверить не фотомонтаж ли этот снимок.