Тем более что жизнь короткая такая…

Слава Богу, я был членом Союза писателей, у которого творческие дома были почти во всех советских республиках. Украинский Ирпень был под Киевом, и я позвонил нашим корреспондентам по Украине Володе Киселёву и Грише Кипнису, которые от моего имени подали заявку, кажется, сразу на два срока – 48 дней. Потом из Москвы, из Центрального Литфонда, я продлил пребывание Марины и Кости ещё на срок. Таким образом, они провели в Украине 72 дня. И надо сказать, что климат помог Косте. Вернувшись из Ирпеня, он лёг на обследование, которое показало значительное улучшение.

Но на слух всё это действовало. И здесь пришлось думать о слуховых аппаратах. Отец носил очень неудобный отечественный. На моё счастье у одного моего приятеля были связи с организацией, которая могла купить в Дании аппарат «Отикон». И мы смогли приобрести для сына эти заушины.

Всё это я к тому, сколько выпало на долю Марины. Я работал в «Литгазете» с ненормированным днём. Так что сыном занималась в основном она. Творчество было отодвинуто на второй план.

Не рассказал я ещё о том, как тяжело умирал от лейкоза её отец. Он в начале шестидесятых приступил в своём КБ к созданию ядерной энергетической установки «Бук» для военно-космических аппаратов. Облучился ли он на одном из испытаний или рак развился сам по себе, мы так и не узнали. Умер он на следующий год после того, как отпраздновал своё шестидесятилетие.

Вот какие тяжёлые испытания ложились на Маринины плечи. Хорошо, что она не работала в штате. В «Пионере» ей сочувствовали и легко отпускали даже, как видим, на несколько месяцев.

Но и «Кораблик» при ней был невероятно интересен. Вкус у Марины был безупречен, и на страницах «Пионера» выступали очень одарённые дети.

Один из тех, кого напечатала Марина, через много лет показал мне её письмо к нему. «Меня открыла Марина Михайловна», – сказал он мне. Его стихи напечатали, а письмо Марины подтолкнуло его заниматься литературой. Он стал доцентом в Литературном институте, который окончил. А у меня в газете «Литература» Издательского дома «Первое сентября» был заместителем главного редактора, то есть моим заместителем. Я говорю о Сергее Фёдоровиче Дмитренко.

Я уже писал, что в СССР нельзя было не работать: могли объявить тунеядцем. Так что Маринин договор с «Пионером» был надёжной защитой от посягательств милиции, если б они к ней прицепились. Да и нужные деловые справки «Пионер» выдавал Марине очень легко.

Но однажды договор не сработал.

В 1972-м году мы с женой решили поехать в туристическую поездку в ГДР от Союза писателей. Я-то оформил документы быстро. А Марина – нет. Старые большевики – члены выездной комиссии – наотрез отказывались её рекомендовать к поездке, хотя вместе с ней был на заседании заместитель главного редактора журнала «Пионер» (потом редактор легендарной «Учительской газеты») Владимир Фёдорович Матвеев. «Работает она у нас, – объяснял комиссии Матвеев, – деньги получает по договору. Вот и договор», – показывает. «Но это же нештатная работа!» – устанавливают старики. «Полуштатная», – поправляет Матвеев. «Всё равно. Она не работает в штате, – говорит комиссия. – Рекомендовать к поездке не можем».

Бились-бились мы с ними, а потом всё мне надоело – а пошли они все… Ну, не поедем в Германскую Демократическую Республику, невелика беда.

В Союзе писателей оформлением загранпоездок занималась Таисия Николаевна, про которую говорили, что она майор КГБ. Ну, майор не майор, но похоже было, что ведомство называли точно. «Ничего не могу поделать!» – говорила она мне.

Надо сказать, что в писательском Союзе престижными считались поездки в «настоящую» заграницу. Съездить в страны соцлагеря желали немногие. И то потому, что у кого-то там книжка вышла: рассчитывали потихоньку получить гонорар, у кого-то жили хорошие знакомые. Так что в такие туристические поездки даже старались завлекать. Положено было ехать группой из стольких-то человек. Если едут меньше, путёвка дорожает: на всех раскладывают недобор. А от подобных вещей и навострившиеся было ехать могут раздумать.

Итак, отказали жене. Решил я больше этим не заниматься. Прихожу и объявляю Таисии Николаевне: «Мы не едем». «Может быть, Вы поедете без жены?» – спрашивает. «Да нет, – говорю, – вычёркивайте нас из списка».

Таисия Николаевна встала из-за стола, прошла в угол комнаты, открыла там дверь, которую я считал дверцей какого-то внутреннего шкафа и поманила меня. Мы вошли в небольшую комнатку, которая, кроме этой двери, имела ещё одну, параллельную. Таисия Николаевна плотно закрыла обе двери, усадила меня в кресло, села за маленький столик и тихо сказала:

– Вы поедете.

– Без жены, – говорю, – нет.

– Вы поедете с женой, – сказала Таисия Николаевна, – но о том, что ей не дали характеристику, Вы никому не скажете. Обещаете?

– Конечно, – обрадовано подтвердил я.

– Никому, – повторила Таисия Николаевна.

Мне стало смешно.

– А жене можно? – спросил я.