Тем, кто хочет знать

Г у р в и ч. Не надо утешать. Уже переболело. А сейчас пусть мне скажут: «Гурвич, вы назначаетесь директором всего «Мебельторга», — я отвечу: «Поздно, дорогие товарищи! Поздно. Никаких ваших повышений Гурвичу не нужно».

Н а т а ш а (недоуменно). Что случилось?

Р о з а (мужу, торжествующе). Скажи ей, наконец.

Г у р в и ч. Сейчас, дочка, все поймешь. (Наливает вино в бокалы.)

Н а т а ш а. Вино? С твоими почками?

Г у р в и ч. Доченька, сегодня я забыл про почки. (С шутливой загадочностью.) Тебе хотелось бы за границу?

Н а т а ш а. Очень! Я решила заранее вам не говорить, но на каникулы мы с Ларисой, может быть, махнем в Финляндию. На восемь дней!

Г у р в и ч. Уй-уй-уй, на целых восемь дней! И еще — может быть. А может и не быть.

Н а т а ш а. Папа, что с тобой?

Р о з а. Гриша, не мучай девочку, покажи ей письмо.

Г у р в и ч. Что — письмо. (Торжествующе.) Вызов.

Н а т а ш а. Какой вызов?

Г у р в и ч (бережно достает из большого бумажника бумаги)

. Руки у тебя чистые? (Осторожно передает Наташе.) Только не помни.

Н а т а ш а (не глядя на письмо). Откуда?

Р о з а. Из Тель-Авива.

Г у р в и ч. Из столицы государства Израиль.

Н а т а ш а (быстро просмотрев бумаги). Откуда взялась эта… Дебора Гройс?

Г у р в и ч (переглянувшись с женой). Неужели мы никогда тебе не говорили про нашу тетю Двойру?

Р о з а. Папина троюродная сестра.

Г у р в и ч. Почти двоюродная.

Р о з а (Наташе). И как она про тебя пишет! Вот, (Читает.) «Я безумно радоваюсь, — тетя забыла русский, она ведь уехала в Палестину еще до войны, — я безумно радоваюсь, что на карточку ваша Натуля выглядывает такая пикантная».

Н а т а ш а. «Пикантная». Мерзкое словечко.

Г у р в и ч. Подумаешь, слово. Главное, что тетя Дебора прислала нам вызов.

Н а т а ш а. В гости?

Г у р в и ч. Насовсем.

Н а т а ш а. И мне… И я?

Г у р в и ч (смеется). Нет, нашу единственную доченьку мы бросим здесь.

Р о з а (улыбаясь). Смотрю на тебя, Наташенька: ты иногда совсем еще дурочка.

Н а т а ш а. Зачем вы послали ей мою фотографию?

Р о з а. Мы не посылали.

Н а т а ш а. Но она же пишет…

Р о з а (вспыхнула). Тебе мама говорит, мама: не посылали. (Растерянно смотрит на мужа.)

Г у р в и ч. Какая разница, кто послал. Нашелся хороший человек.

Н а т а ш а. Хороший человек, конечно, уже сам в Израиле?

Г у р в и ч (опередив с ответом жену). Конечно.

Н а т а ш а. А я думала, он из шептунов.

Г у р в и ч. Что еще за шептуны?

Н а т а ш а. Недавно мы с Лоркой забежали к нам домой перехватить по бутерброду. На лестнице нас чуть не сбил с ног какой-то тип. Мы вначале подумали — жулик, так он улепетывал. Со страха даже тросточку выронил. А новый сосед с пятого этажа…

Р о з а. Который из Минска переехал?

Н а т а ш а. Он, он. Кричит: «Не смейте, зазывала проклятый, нашептывать мне про моих мифических родственников в Израиле! Посмеете еще раз явиться, я вас, шептуна, вниз головой с лестницы спущу! Сами отправляйтесь в ваш израильский рай!»

Г у р в и ч (подает ей бокал). Выпей, дочка, за наше новое счастье.

Н а т а ш а (не берет бокал). Мы не сможем жить на чужбине.

Г у р в и ч. Почему это на чужбине? На родине. Второй родине.

Н а т а ш а. Две родины? Такого не бывает…

Р о з а. Почему — две, девочка? Будет одна. Новая.

Н а т а ш а. И я должна бросить все?.. И всех!..

Г у р в и ч. Ты ж поедешь с родителями.

Р о з а. Отец и мать все-таки дороже всех. Что ты молчишь?

Н а т а ш а. Мама! Папа! Но как же покинуть все?.. Мамочка! (Обнимает мать.)

Час тому назад я… я поняла, я люблю… Люблю прекрасного человека.

Р о з а. Еще сто двадцать пять раз полюбишь. В твоем возрасте, доченька…

Н а т а ш а (отшатнувшись от нее, тихо). Никуда я не поеду.

Г у р в и ч. Что? (Угрожающе.) Ты что посмела сказать матери? (Кричит.) Мать и отец тебе жизнь отдают, они ради тебя… (Задыхаясь от гнева.) И ты, соплячка, смеешь мне…

Р о з а (усаживает его). Не кричи на нее, Гриша. Влезь в ее шкуру. Комсомол, медицинский, спортобщество «Буревестник»… А тут еще парень, который кажется ей самым прекрасным на свете. Бросить все это девушке труднее, чем тебе твой магазин.

Г у р в и ч. Магазин не мой. Магазин — «Мебельторга». Мой будет у меня там.

Н а т а ш а. Неужели ты станешь… лавочником?

Р о з а. Стыдись, Наташа! Выбирай слова. Коммерсант…

Г у р в и ч. А меня и «лавочник» не обижает. Твой дедушка в Белостоке тоже держал собственную лавку. И это его не позорило. Он считался честным и порядочным. И делал добро людям… Откровенно говоря, не очень любил свой магазин, его больше тянуло к типографии. Но его отец, мой дед, оставил типографию старшему сыну.

Н а т а ш а (встрепенулась). Где?

Г у р в и ч (не понял). Что — где?

Н а т а ш а. Где у него была типография?