Читаем Тем, кто хочет знать полностью

М а р к. От чего-то нужно было отказаться.

Н а т а ш а. Я пошла бы в драмкружок. Но… но чтобы в спектакле было много музыки и песен.

М а р к. Не можешь без песен… Как моя мама. Хотя ей жилось гораздо трудней. И дед мой, рассказывала, не мог без песен. С характером был старик. Из грузчиков в наборщики выбился. В захудалую местечковую типографию где-то под Белостоком. Но зато приобщился к печатному слову — мечта у него была такая… «Типография наша маленькая, — говорил, — вот такусенькая, а туберкулез у меня — вот такой большущий». А когда в тюрьме жандармы избили, совсем плох стал. Но перед самой смертью успел увезти семью от белопанов. Сюда, в Советскую Белоруссию.

Л а р и с а. А за что его — в тюрьму?

М а р к. Тайком напечатал листовку белорусских подпольщиков… Да, уйму еврейских песен знал старик. И чаще всего пел про двух дочек. Песня вроде шуточная, а у мамы слезы на глазах.

Н а т а ш а. Ты не забыл?

М а р к. И не забуду. (Напевает.)

Ой, если еврей-бедняк имеет дочку —Пусть она красавица на весь белый свет, —Никто не берет ее в невесты.А почему?
Потому что у отца денежек нет.Но если еврей-богатей имеет дочку —Пусть она косая и страшна на вид, —Сам раввин к ней приходит сватом.А почему?Потому что папаша деньгами набит.Ой, если еврей-бедняк задолжаетДомовладельцу пару монет,Его на улицу выбрасывает пристав.А почему?Потому что у бедняка денежек нет.
Но если еврей-богатей не заплатитВ казначейство большой налог,Присяжный поверенный его выручает.А почему?Потому что у богача денег мешок.

Н а т а ш а. Действительно, и смеяться хочется, и плакать.

К о с т я. Ну, старик, либо ты споешь это на следующем концерте, либо я больше не конферансье!

Л а р и с а (Наташе). А ты совсем не знаешь еврейских песен?

Н а т а ш а. В детстве больше слышала белорусские. (Марку.) Мама часто брала меня с собой в деревню за Оршей. В гости к Прасковье Кондратьевне, вдове путевого обходчика.

Л а р и с а. Она помогла Наташиной маме в годы оккупации.

Н а т а ш а. Спасла маму. И бабушку спасла. Они бежали отсюда от гитлеровцев. Бабушка без сил свалилась на обочине. Мама — тогда совсем девочка — плакала над ней, уже слышала, как грохочут немецкие танки. И Прасковья Кондратьевна спрятала их. Если бы немцы нашли у нее евреек, не пощадили бы. Ни ее, ни дочку. Но она сказала бабушке: «Берта Бенционовна! Может быть, наши мужья воюют в одной роте. И если мой Пимен упадет раненый, разве ваш муж не вынесет его под пулями?» Мама, когда пряталась у Прасковьи Кондратьевны, даже не знала, как она прекрасно поет. Зато когда прогнали фашистов, песня полилась за песней. (Напевает белорусскую народную песню.)


Марк подхватывает.


Л а р и с а. Вы, оказывается, любите петь. А девочки говорят, Марк Бурштейн признавал только драму и в кружке был звездой первой величины.

М а р к. Уж и звездой…

К о с т я. Но в «Платоне Кречете» ты играл главную роль.

М а р к. «Кречет» у нас не получился. Вот как бывает: с современной пьесой, да еще о враче, не справились. А «Уриэля Акосту» сыграли раз пятнадцать…

К о с т я (Ларисе). Старомодная пьеска. Конца восемнадцатого века.

М а р к (горячо). И все равно публика горячо принимала. У нас была потрясающая Юдифь!

К о с т я. Ныне ухо-горло-нос в Могилеве.

Н а т а ш а. А врач Юдифь — тоже потрясающая?

М а р к. Юдифь — героиня в «Уриэле Акосте». А врач — Марина… Юдифь заставляют, нет, безуспешно пытаются заставить покориться обветшалым иудейским обрядам, ну, и выйти замуж за нелюбимого. А любит она Акосту. Как у Марины звучал монолог! «Ну как мне лгать всем существом моим, любить, когда я чувствую лишь холод, холодной быть, когда я так люблю!»

Н а т а ш а. Марк, я не читала «Акосту». Кто автор?

М а р к. Карл Гуцков. Я тебе дам книгу. Обрати внимание на потрясающий эпизод. Раввин отлучает Акосту от веры. Все подавлены, молчат. И только Юдифь смело выходит вперед и гневно бросает: «Ты лжешь, раввин!» Три слова. Но Марина так произносила их, что я…

К о с т я. Предупреждаю, девушки: талант Марины наш отставной активист самодеятельности способен прославлять часами. (Ларисе.) Прикажете проводить?

Л а р и с а. Прикажу. (Встает со скамейки.) До завтра.

М а р к. До свиданья.

К о с т я. Наташа, главное — без зазнайства. Учти, это грозит…

Л а р и с а. Хватит конферанса. (Уходит с ним.)


Слышно, как они поют шуточную песню медиков.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман