Тем, кто хочет знать

М а р к. Эту песню сочинил Костя. Нравится?

Н а т а ш а. Погоди. Ты этой Мариной был увлечен?

М а р к. Очень. На каникулы она уехала в родной совхоз, я — тут же за ней.

Н а т а ш а. В гости?

М а р к. На практику.

Н а т а ш а (пытливо). И?

М а р к. И очень пришелся по сердцу… Ольге Константиновне и Петру Афанасьевичу. (Смеется.) Родителям — понравился. А дочке не очень… Да, в «Уриэле Акосте» еще есть…

Н а т а ш а. Как же все-таки ты расстался с Мариной? Ведь она тебе нравилась?

М а р к. Нравилась. И другие нравились…

Н а т а ш а. Значит, не такая уж я легкомысленная, если мне тоже нравились…

М а р к. Это была не любовь.

Н а т а ш а. Любить можно только одного? Ты уверен?

М а р к. И только одну. Вот с ней уже не расстаются.

Н а т а ш а. Некоторых наших выпускников послали в Африку. И в арабские страны. Ты бы поехал без нее?

М а р к. Не на всю жизнь посылают. Хотя мне, знаешь, было бы трудно даже несколько лет провести на чужбине. В самой экзотической стране… «Я б сдох, как пес, от ностальгии в любом кокосовом раю».

Н а т а ш а. Чьи стихи?

М а р к. Павла Когана.

Н а т а ш а. Того, кто написал песню про бригантину?

М а р к (кивнул и тихо запел). «В самом синем флибустьерском море бригантина поднимает паруса».

Н а т а ш а. Здорово сказано: «Я б сдох, как пес, от ностальгии…»

М а р к. Так мог написать человек, который действительно не представляет себе, как можно… не то что жить, просто даже выжить на чужбине.

Н а т а ш а. Ностальгия — это и медицинское понятие?

М а р к. Конечно. Болезненная тоска по родине. Болезненная.

Н а т а ш а. А ревность? Тоже болезненное явление?

М а р к (улыбаясь, разводит руками). Я в психиатрии всегда плавал. Экзамен еле-еле на четверку вытянул — чуть не плакала моя аспирантура.

Н а т а ш а (поеживаясь). Холодно.

М а р к. Прости. (Набрасывает ей на плечи пиджак.)

Н а т а ш а (после паузы). Ты целовался с Мариной?

М а р к. Нет. Конечно, нет.

Н а т а ш а (порывисто целует Марка). До завтра. (Уронив пиджак, убегает.)

М а р к (опомнился). Наталочка! (Ответа нет.)

Наталочка!

З а т е м н е н и е.

2

Квартира Гурвичей. Сначала эту комнату меблировали как гостиную. Но сейчас традиционная мебель отступила под натиском книг и спортивных принадлежностей: здесь царит Наташа. Несмотря на поздний час, комната ярко освещена. На столе, покрытом скатертью, фрукты, пирог, вино, три прибора. Осторожно открыв дверь, входит  Н а т а ш а. Туфли держит в руках — чтобы не разбудить родителей. Пораженная ярким светом и празднично накрытым столом, она застывает на пороге. Быстро входит  Г р и г о р и й  И с а а к о в и ч  Г у р в и ч. Одет парадно, радостно возбужден.

Г у р в и ч. Наконец-то! (Целует Наташу.) Роза! Наташа пришла!

Н а т а ш а (показывает на сервированный стол). Папа, ну зачем? Тебе же рано утром на работу. И не такое уж это событие…

Вбегает  Р о з а  Е ф и м о в н а, она тоже нарядно одета.

Р о з а. Наташенька! Наконец! У меня сердце чуть не выпрыгнуло.

Н а т а ш а. Лора в своем репертуаре. Конечно, позвонила вам и расписала: ваша дочь — вторая Зыкина! (Смеется.) А дочь — прирожденная эскулапочка! (Пританцовывая, поет шутливую песенку студентов-медиков.) Папочка, какая я сегодня счастливая! (Обнимает отца, кружится с ним по комнате.) И вовсе не от успеха на концерте. Лорка небось наговорила вам…

Р о з а. Лорочка не звонила.

Н а т а ш а. Зачем же вы закатили пир? (Догадалась, улыбнулась.) Опять премия? Папа, и грамота тоже.

Г у р в и ч (пренебрежительно). Семечки.

Н а т а ш а (просияла). Утвердили директором магазина?

Г у р в и ч. Наоборот. Через неделю я уже даже не «врио». Приходит новый директор. Молодая женщина. Молоко на губах не обсохло, но зато высшее образование!

Н а т а ш а. По специальности?

Г у р в и ч. Говорят, да… Но я уже не переживаю, дочка. Умные люди мне давно открыли глаза, почему меня не утверждают директором. С шестнадцатилетним стажем заместителя! С десятками премий и грамот! С вот таким перевыполнением плана!

Н а т а ш а. Папа, но ведь молодой специалист…