Тем, кто хочет знать

Д е б о р а. Где ей вообще петь с ее астмой, чтоб при ней она и осталась! Пусть спасибо скажет, что ее из «Глории» не вытурили. Марсель как-то заглянул туда… случайно, с деловой компанией. Говорит, посетители возмущены: певица выглядит драной кошкой — врагам нашим так всю жизнь выглядеть! Словом, не компания она тебе.

Н а т а ш а. Эльза так тепло ко мне относится. Сердечно.

Д е б о р а. Ой, эта ваша местечковая наивность! «Сердечно». А что ей делить с тобой? Охи и вздохи? «Ох, Вознесенский, ах, Зыкина!» А попробуй перейди ей дорогу, она тебя в тюрьму запрячет, на куски разорвет!

Н а т а ш а. Извините, тетя. Эльза мне друг.

Д е б о р а. Ну-ну. Увидим. (Властно.) Но пока вы живете у меня, я требую: будьте поосторожней с шлеперней из моего двора. Когда-нибудь я их всех выгоню. Одни завистники и доносчики. У нас, запомни, все надо держать в четырех стенах, особенно удачи.

Н а т а ш а. Нам пока держать нечего. У нас нет удач.

Д е б о р а. Захочешь — будут. Запомни мои слова: счастье всей вашей семьи в твоих руках. (В дверях.) Значит, не доверяй, а проверяй? (Смеется.) Хорошо сказано. (Уходит.)

Наташа мечется по комнате. Затем берет гитару и тихо наигрывает песенку, которую она слышала от Марка.

Н а т а ш а (поет).

Ой, если еврей-бедняк имеет дочку —Пусть она красавица на весь белый свет…

Она не слышит, как в дверь со двора входит  Э л ь з а. В халате, непричесанная, с синими кругами под глазами, она выглядит старше своих сорока с небольшим.

Э л ь з а. Наталочка…

Н а т а ш а (вздрогнула)

. Кто?.. (Оглянулась.) Эльза…

Э л ь з а. Ты что? Вся дрожишь. Извини, но ты, я знаю, не переносишь свое новое имя, и я хотела…

Н а т а ш а. Вы… Как вы назвали меня?

Э л ь з а. Наталочка. В Одессе, у нас в подъезде, была смешная первоклашка Наталочка.

Н а т а ш а (словно в трансе). Наталочка… Меня так однажды назвал один человек. (Отвернулась, скрывая слезы.) Только он.

Э л ь з а. Догадываюсь кто. Чем скорее ты его забудешь, тем легче будет у тебя на душе.

Н а т а ш а. Значит, никогда не будет легко на душе.

Э л ь з а. Но-но, без пессимизма… А для меня ты теперь только Авиталь, никаких Наташ. Да, почему вдруг — Авиталь?

Н а т а ш а (с горькой иронией). В раввинате пошли мне навстречу: пусть хоть один слог останется от «Натальи». Раньше я думала, у человека может быть только одно имя. Как одна мать и одна родина. А теперь мне все равно.

Э л ь з а. Жаль, что тебе здесь многое все равно. Ты очень неосторожна. Очень. Ну как можно при друзьях Марселя — тот рыжий, горбатенький даже не пытается скрыть, что он из полиции! — читать стихи Павла Когана.

Н а т а ш а (словно про себя). «Я б сдох, как пес, от ностальгии в любом кокосовом раю».

Э л ь з а. Про ностальгию — это полбеды. А ты при нем еще про Россию, про воздух русский…

Н а т а ш а (с большим чувством). «Я — патриот, я воздух русский, я землю русскую люблю».

Э л ь з а. Того, высокого, с проседью, даже перекосило. Опасный тип. Компьютерщик в главном раввинате.

Н а т а ш а (удивлена). У раввинов компьютер?

Э л ь з а. В ногу с техникой. Заподозрят, что кто-нибудь не совсем чистый еврей, и этот седой иезуит закладывает всю его родословную в компьютер. А ты при нем — такие стихи. Так нельзя, Ната… Авиталь. Я — старая одинокая баба, у меня действительно никакого просвета, и то помнила, в какой мы компании. А ты молодая, у тебя все впереди!

Н а т а ш а. Молодая. Но есть ли что-нибудь впереди?

Э л ь з а. А ты скажи себе: все, что было, отрезано — начинаю новую жизнь.

Н а т а ш а. Где она здесь — жизнь?

Неожиданный грохот. По полу прокатывается брошенный в окно кусок кирпича.

(Шарахается в сторону.) Что это?

Э л ь з а. Спокойно. (Поднимает кирпич с привязанной запиской.) Кто-то просто сэкономил на марке. (Смотрит записку.)

Н а т а ш а. Эльза, мне не до шуток.

Э л ь з а. Как раз это милая шутка. Правда, твой поклонник завуалировал пылкое признание острой критикой…

Н а т а ш а (досадливо). Эльза!