Читаем Тем, кто хочет знать полностью

Н а т а ш а. «Уриэль Акоста». Извините, это я не могу. Хотите, почитаю вслух… Возьмите сборник Павла Антокольского. (Заметив что-то за окном, всполошилась.) Ой! Папа! (Выбегает.)


Эльза — за ней. Вскоре возвращаются. Ведут под руки осунувшегося  Г р и г о р и я  И с а а к о в и ч а. Он в грязной блузе, еле передвигает ноги, глаза полузакрыты.


Скорее в постель.


Осторожно укладывают его на тахту в дальнем углу. Наташа кладет ему подушку под голову. Снимает с него туфли.


Э л ь з а (шепотом). Ему нужен покой. Если что — зови меня. (Тихо уходит.)

Г у р в и ч (с трудом). Дочка… Они мне сказали…

Н а т а ш а. Потом, папа. Сейчас засни. У меня еще остался наш димедрол. Дать?

Г у р в и ч. Я и так засну. (После паузы, словно в бреду.) Ты разбила хрустальный бокал, помнишь? И я рассердился… Я тебе разбил жизнь, а ты мне… ни единого слова…

Н а т а ш а. Папа, не думай об этом. Усни.


Наташа стоит над засыпающим отцом. В дверь заглядывает оживленный  М а р с е л ь. Франтоват и фатоват, но себе на уме, а потому порою злобен.


М а р с е л ь. Собирайся, Авиталь!

Н а т а ш а. Тише!

М а р с е л ь (входит, не замечает Гурвича). Я тебя прокачу по проспекту Дизенгоф. Покажу шикарные кварталы.

Н а т а ш а. Не могу оставить папу.

М а р с е л ь. Он не на складе?

Г у р в и ч (глухо). Мне там сказали, что советские — чересчур избалованные…

Н а т а ш а. Какая подлость!

М а р с е л ь. Милочка, почему подлость? Ну почему? На его место они возьмут здоровенного молодого парнюгу. Охотники найдутся.

Н а т а ш а. Почему папе не дают работы по специальности?

М а р с е л ь. Странный вопрос. (Упиваясь собой.) В каждом цивилизованном государстве есть определенный процент безработных. Закон экономического процветания.

Н а т а ш а. Есть, однако, процветающие страны, где нет безработных.

М а р с е л ь (ехидно). Зачем же ты удрала из такой процветающей страны?.. Хотя твоя мама в интервью объяснила.

Н а т а ш а. Какое еще интервью? Что за чушь!

М а р с е л ь. Спроси у мамы. А у меня сохранилась газета. Твоя мамочка прямо на аэродроме Лод выложила репортеру, как тебя (смеется)… оскорбил антисемит.

Н а т а ш а (хмуро). Что тут смешного?

М а р с е л ь. А то, милочка, что этого страшнейшего антисемита зовут… (Предвкушая эффект.) Гдаль Браиловский. И вы, цуцыки, поверили. Моя Деби знала, что Браиловский обругает тебя по телефону. Для стимуляции.

Г у р в и ч (глухо). И я знал.

Н а т а ш а. Знал?! И… и… (Закрывает лицо руками.)

М а р с е л ь. Отец логично решил, что на тебя необходимо реально воздействовать. Я прав, дорогой Гирш?

Г у р в и ч. Сейчас ты кругом прав.

Н а т а ш а. Папа, как ты мог!

Г у р в и ч. Я тебя и до того обманул, дочка. Никакой недостачи в магазине у меня не было. Я не взял ни копейки.

Н а т а ш а. Папа!

Г у р в и ч. Обманул тебя и маму. В тот вечер мне показалось, что мама тоже заколебалась. И я испугался: вдруг мы не уедем. (Горько.) Вдруг мы никогда не увидим всего этого.

Н а т а ш а. Папа! (Слезы.) Как мне теперь жить, папа?

М а р с е л ь. Не слушай ее, Гирш. Ты вырос в моих глазах. Моя Деби, я уверен, тоже будет о тебе лучшего мнения. Мы и раньше с ней догадывались, что ты умеешь решительно находить… средства к достижению цели.

Н а т а ш а. Даже если цель такая же черная, как и средства?

М а р с е л ь. Прикуси язычок, девчонка! Ты находишься в Израиле! Ты в доме твоей тети… и моем! (Гурвичу.)

Теперь ты убедился, Гирш, какую там воспитывают молодежь. Лишенную воли. Совершенно не приспособленную к жизни.

Н а т а ш а. Папа должен отдохнуть. Извините, но я вынуждена…

М а р с е л ь. Не мешай, очень серьезное дело.

Н а т а ш а. Повторяю, папе нужно поспать.

Г у р в и ч. Слушаю тебя, Марсель. (Садится в постели.)

М а р с е л ь. Я говорю с тобой и от имени Деби. Мы уже давно собирались… (Замялся.) Слушай, Авиталь, ты не могла бы на четверть часика… навестить эту певичку?

Г у р в и ч. У меня нет секретов от дочери.

М а р с е л ь. Но мне бы все-таки не хотелось…

Г у р в и ч. Если бы тогда, дома, у меня не было секретов от Наташи, нам обоим было бы сейчас лучше.

М а р с е л ь (обиженно). Что ж, разговор не состоится. (Наташе.) Ты еще горько пожалеешь, что навредила отцу.

Н а т а ш а. Я уйду. (Тихо.) Вы понимаете, в каком сейчас состоянии папа?

М а р с е л ь. Увидишь, в каком состоянии он будет после нашего разговора.

Н а т а ш а. Папа, я посижу во дворе. (Уходит.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман