Н а т а ш а. Что ты, папа! Мама так привыкла к ней…
Г у р в и ч. Вспомнил! Совсем недалеко я видел вывеску «Покупка пуха». Пойду проверю. Максимум десять минут ходу.
Н а т а ш а. Не задерживайся. Неспокойно у меня сегодня на душе, папа.
Г у р в и ч. А вчера было спокойно?
Э л ь з а. Ты меня прогонишь, чувствую. Но сначала выслушай, хорошо? Я караулила на улице с утра, ждала, пока, уйдет Григорий Исаакович. Что ж, безработной некуда спешить, правда?.. Наташа, я поступила с тобой, как… как самая подлая! Могу на колени, хочешь?
Н а т а ш а. Какие гадкие слова!
Э л ь з а. Ты должна понять…
Н а т а ш а. Понять, что с волками жить — по-волчьи выть? Потому и вы завыли по-волчьи, да?
Э л ь з а. Прости меня, Наташа, прости…
Н а т а ш а. Принято говорить: все к лучшему. Не согласна. Вы же видите, насколько «к лучшему» для нас оказался отъезд с родины. Но вот ваша… ваш поступок действительно к лучшему. Вы помогли папе и маме окончательно сбросить с глаз пелену. Теперь они уже не хотят покорно ждать, пока их заставят выть по-волчьи.
Э л ь з а
Н а т а ш а. Ложь. Когда забастовали на мебельной фабрике — помните, папа там работал на складе, — многие рабочие соседнего металлического выкроили для забастовщиков часть заработка. А в автобусе, когда я уступила место беременной арабке, разве все набросились на меня? Один мужчина, совсем уже пожилой, заступился. Он знал, что его вместе со мной выбросят из автобуса, но громко кричал: «Не убивайте в девушке человека! Не превращайте ее в зверя!» У него, наверно, не было денег на второй билет, и он поплелся пешком. Я смотрела ему вслед: он хромал… Хорошие люди есть. И здесь никому их в волков не превратить.
Э л ь з а. А меня превратили. Но сейчас я к тебе пришла с добром… Наташа, не обращай внимания на то, что в «Глории» уже новая певица. Ее в два счета вытурят — ведь за тебя Шлоймовиц!
Н а т а ш а. Пианист?
Э л ь з а. Какой там пианист! Пианист — Шлемовский. А Шлоймовиц заправляет большим банком — видела огромное здание рядом с «Глорией»?
Н а т а ш а. Ничего не понимаю.
Э л ь з а. Банкир Шлоймовиц случайно заметил тебя днем, когда ты выходила из «Глории». Так ахнул, что даже стукнулся головой, когда влезал в машину. А вечером поговорил с шефом. Даже не взглянул на новую певицу.
Н а т а ш а. Пусть бьется головой об стенку.
Э л ь з а. Не глупи. Он дал понять шефу, что петь в «Глории» должна ты. Только ты. И я прибежала тебя обрадовать! Не раздумывай, Наташа! Шлоймовицу уж действительно никакой раввинат не указ! И учти, он из тех старичков, что…
Н а т а ш а. Уходите, Эльза. Можете считать, что искупили свою подлость. Пока не сделали подлости похуже, уходите.
Э л ь з а. Уйду… А куда?.. Шеф предсказал мне — на панель. Пойду с Фирой посоветуюсь. Она в дом свиданий устроилась — все-таки не под дождем на набережной. Пойду…
Н а т а ш а
Э л ь з а. А что говорить… Ничем ты мне не поможешь. Ты ведь не денежный мешок, не Шлоймовиц…
Н а т а ш а. Не уходите! Подумаем…
Э л ь з а
Г у р в и ч. На Алленби, 12 покупают в подвале пух.
Н а т а ш а
Г у р в и ч. Пахнет дешевыми духами. Кто-нибудь приходил?
Н а т а ш а. Эльза.
Г у р в и ч. Что она тут забыла?
Н а т а ш а. Просила прощения… А цену ты узнал?
Г у р в и ч. Кто еще нашел нас здесь?.. Войдите!
Ч и н о в н и к. Хотя владельцы дома не нашли нужным освятить вход мудрым словом святой торы, мир дому сему.
Г у р в и ч. Хотя мы не владельцы, здравствуйте.
Ч и н о в н и к
Н а т а ш а. Вы — знакомый… мужа Деборы Гройс?
Ч и н о в н и к. Я чиновник… Считайте, министерства религии.
Н а т а ш а. Мы получили вашу повестку на завтра.