Тем, кто хочет знать

Н а т а ш а. Но я… (Тревожно.) А Эльза Гриль?

Ш е ф. Пока будете держать программу вдвоем, ты одна целую ночь не продержишься. А потом мы Эльзу… (Выразительный жест.)

Н а т а ш а. Как же она без работы?

Ш е ф. Устроится. В каком-нибудь портовом кабачке. А в центре Тель-Авива с такой внешностью ее песенка спета.

Наташа безуспешно пытается вставить слово.

Не знаю, что скажет режиссер, но твои номера выгодней подавать без трио. (Оживляется.) Без музыкантов — в этом какой-то шарм, публика на это клюнет.

Н а т а ш а. Не увольняйте Эльзу! Она… она в воду бросится.

Из-за портьеры выходит  Э л ь з а. Увидев Наташу и Шефа, скрывается за портьерой и слушает их разговор.

Ш е ф. Спасение утопающих не моя профессия. Ты перед Эльзой чиста: ни одного ее номера не возьмешь. Она так поет, будто ищет, с кем бы переспать. А…

Н а т а ш а. Зачем вы так!

Ш е ф. …а твой стиль — скромность, только скромность. У тебя на лице написано: не тронь меня. Наш брат это обожает. Глухое платье — все до шеи закрыто. И только поворачиваешься на уход — пожалуйста, спинка как на ладони. Эффект!

Н а т а ш а. Не гожусь я для таких эффектов. И дома не согласятся…

Ш е ф. Моя забота. С Деборой Гройс я договорюсь — у нее, слава богу, мозгов хватает.

Н а т а ш а. А что — Дебора! У меня родители. Прошу вас, пусть Эльза Гриль поет, а я остаюсь уборщицей.

Ш е ф. Не указывай мне! Твою Эльзу на будущей неделе — в шею, она давно осточертела клиентам. А ты подумай как следует. Или тебя устраивает карьера уборщицы? Могу тебя при туалете поставить… Подумай. Родителей я беру на себя.

Э л ь з а (угрожающе тихо). А раввинат? (Выходит из укрытия.)

Тоже берете на себя?

Н а т а ш а. Эльза! Я не хочу на ваше место.

Э л ь з а (злобно). Достаточно я тебе верила, тихоня. Теперь понимаю, почему ты так рвалась сюда, в «Глорию». Ты все рассчитала, хитрая… белоруска.

Ш е ф (строго). Без скандалов, Эльза.

Э л ь з а. Какие скандалы, шеф, боже упаси. Просто раввинат не так сговорчив, как госпожа Дебора Гройс.

Ш е ф. При чем тут раввинат, кобыла?

Э л ь з а. При том, что девка из нечистых. Отец — белорус. (Наташе.) Ты меня вынудила.

Н а т а ш а. Продолжайте.

Э л ь з а. Отец еще до рождения выбрал ей имя — Наталья. А Гурвич, который выдает себя за отца, все знал. И прикрыл возмутительный грех твоей матери, Наталья Кирилловна.

Ш е ф. Рано хоронишь, Эльза. (Беспечно.) Она совершит обряд омове… нужный обряд, и ее признают чистой еврейкой.

Э л ь з а (Наташе). Знаешь, какой обряд?

(Предвкушая эффект.) Омовение при мужчинах.

Ш е ф. Не при мужчинах, а при раввинах. Разница. (Наташе.) Не волнуйся, они ограничатся полустриптизом — я все устрою.

Н а т а ш а. Напрасно: я не собираюсь стать певицей бара «Глория». А пока наичистейшая Эльза Гриль не выгнала меня, нечистую, из уборщиц, пойду уберу в ее комнате. (Забирает полотер и уходит.)

Ш е ф. Теперь, Эльзочка, у меня с тобой — оба ока за око и челюсть за зуб. С воскресенья ты свободна.

Э л ь з а. Значит, не будем петь в «Глории» ни я, ни она.

Ш е ф. Она будет. И столики начнут заказывать за несколько дней. Увидишь!

Э л ь з а. Но компьютер в раввинате взяток не берет.

Ш е ф. Компьютером, кобыла, управляют люди. А они превратят нечистую в чистую.

Э л ь з а. Посмотрим. (Охорашиваясь перед зеркалом.) До раввината на автобусе с пересадкой четверть часа. Значит, через час вам позвонят оттуда. (Медленно идет к двери.)

Ш е ф. А через неделю на панель пойдешь!

Э л ь з а (в дверях, тихо). Это из-за вас я на такую подлость иду. Из-за вас, будьте вы прокляты. (Уходит.)

Ш е ф (вдогонку). Ты подохнешь с голоду, звезда одесской эстрады! Скоро на тебя и пьяный матрос не польстится!

З а т е м н е н и е.

8

Дебора и Марсель выгнали Гурвичей из своего дома. Их новое жилье — тесная, требующая ремонта комнатка. Рваная ширма. Гитары не видно. Н а т а ш а  снимает с подушки наволочку. Г у р в и ч  внимательно просматривает страницу объявлений в газете.

Г у р в и ч. Вот. (Читает.) «Вниманию советских олим. Володя Блум из Бразилии покупает пух из перин и подушек. Плата хорошая». (Наташе.) Запиши адрес.

Н а т а ш а (берет газету). Это объявление я видела в первый же день приезда. Володя Блум из Бразилии уже давно, значит, наживается на чужих подушках.

Г у р в и ч. И советские олим не перестают расставаться с подушками… Только не отдавай ему мамину перинку!