Тем, кто хочет знать

Наташа возвращается к своему столику. Силы оставили ее — она разрыдалась.

П е р в ы й  с т а р и к. Не плачь, девушка. Тебе еще будет хорошо.

Н а т а ш а (утирая слезы). Но я уже тоже… бывшая.

П е р в ы й  с т а р и к. Но ты еще не боишься говорить правду.

Из-за портьеры быстро выбегает  Ш е ф. Изысканно одет, тщательно прилизан, явно молодится.

Ш е ф (Эльзе). Я слышал шум.

Э л ь з а. Вам показалось, шеф.

Ш е ф (подозрительно оглядывает зал). Ничего не произошло?

П е р в ы й  с т а р и к. Добрый вечер! Как всегда, у вас весело и уютно.

Ш е ф. Добрый вечер… (Заметив Наташу, подтянулся, спешит к ней.) Простите. (Сладко улыбаясь.) Столик музыкантский. А вам я могу предложить более уютное местечко.

Э л ь з а. Девушка по делу.

Шеф осклабился.

Просится к вам уборщицей.

Ш е ф (Наташе, игриво). Такая… представительная — и уборщицей? Прошу ко мне, потолкуем.

Э л ь з а (Наташе). Идем, Авиталь, к шефу.

Ш е ф (Эльзе, хмуро). Тебе надо петь. (Улыбается старикам.) Господам посетителям должно быть весело. (Музыкантам.) Не ленитесь. (Жестом приглашает Наташу последовать за ним.)

Трио начинает играть. Наташа уходит с Шефом. Эльза вульгарно жестикулируя, начинает петь фривольную песенку. Оба старика грустно склонились над столиком. С шумом и гамом вваливается  к о м п а н и я  р а з в я з н ы х  м о л о д ы х  к у т и л. Один из них кричит Эльзе: «Эй, старая кляча, тебя еще не выгнали?»

Трио играет все громче.

З а т е м н е н и е.

7

Снова зал «Глории», неосвещенный, без показной мишуры. Сейчас, днем, кроме  Н а т а ш и, выполняющей свои обязанности дневной уборщицы, никого нет. Уборка в зале окончена. Наташа сметает пыль с пианино. Открывает крышку, бережно вытирает ее губкой. Оглянувшись по сторонам, играет мелодию «Ой, если еврей-бедняк имеет дочку…». Тихо напевает. Увлеклась, поет все взволнованней. К концу первого куплета выходит из-за портьеры Шеф с деловыми бумагами в руках. Остановился. Наташа не знает, что ее слушают. Закончила песню.

Ш е ф. Браво! (Аплодирует.) Это же шлягер!

Наташа быстро опускает крышку пианино и хватает тряпку.

Н а т а ш а. Извините… Я… я больше не буду.

Ш е ф (улыбаясь). Будешь. И не раз. И получишь овацию.

Н а т а ш а. За эту песенку?

Ш е ф. И за другие. Ты, наверно, поешь много других.

Н а т а ш а. Я только в студенческой самодеятельности…

Ш е ф. Что же ты пела?

Н а т а ш а. Белорусские песни, русские. Иногда сами студенты сочиняли. Одну болгарскую знаю. Еврейскую.

Ш е ф. Спой еврейскую.

Н а т а ш а (смущенно). Да она… такая дурашливая.

Ш е ф (нетерпеливо). Спой.

Н а т а ш а. Не успею закончить уборку.

Ш е ф. Уборка подождет. Пой.

Наташа садится к пианино, берет аккорд и поет шутливую еврейскую народную песенку.

(Потирая руки.) Что ж, если кое-что дотянуть, тоже годится.

Наташа хочет отойти от пианино.

Постой. Видишь, два номера у тебя уже есть. Ты кое-что еще вспомнишь. Но придется и новые разучить.

Н а т а ш а. Мне сейчас не до этого. (Вздыхает.) Петь хочется, когда на душе спокойно и хорошее настроение. Проснешься на рассвете и радуешься всему вокруг, каждой веточке, каждому окошку. А сейчас… Извините. Надо закончить уборку. (Идет в зал за полотером.)

Ш е ф. Постой. Я знаю, почему у тебя плохое настроение. Ты получаешь гроши. А если я тебе буду платить в двад… в пятнадцать раз больше…

Н а т а ш а. За что?

Ш е ф. Ты, я вижу, дурочка. «За что?» За то, что будешь здесь петь. Туалеты за мой счет. Пока. И режиссеру я заплачу за десять… за пять уроков. (Возмущенно.) Она еще раздумывает!