– Где состав преступления? Где сенатор? – вопрошал он. – Вы обвиняете нас в том, что мы его замуровали, упрятали за стеной из камня и штукатурки! Но если так, только нам известно, где находится жертва, и за те двадцать три дня, что вы содержите нас под стражей, узник умер без воды и пищи! Если так, мы – убийцы, однако вы не обвиняете нас в убийстве. Однако если сенатор жив, у нас должны быть сообщники; а если они у нас есть и если сенатор жив, почему мы до сих пор не предъявили его суду? Намерения, которые вы нам приписываете, уже не могут осуществиться; так к чему нам отягчать ситуацию? И если месть не удалась, разве не лучше покаяться и попросить о прощении? Но нет, мы стоим на своем, продолжая удерживать в заточении человека, от которого уже ничего не сможем получить! Разве это не абсурд? Можете забрать гипс себе, делу он не поможет, – сказал г-н де Гранвилль государственному обвинителю. – Мы же – либо преступные безумцы, чему вы сами не верите, либо невинные жертвы обстоятельств, в равной степени необъяснимых для нас и для вас! На вашем месте я бы заинтересовался документами, сожженными в шато Гондревилль; они могли бы поведать об интересах куда более животрепещущих, нежели наши, а также о том, кто и зачем похитил сенатора.
Эту гипотезу защитник развил с поразительным мастерством, а также в выгодном свете представил моральные качества свидетелей защиты – людей религиозных, верующих и в вечную жизнь, и в вечные муки. В этот момент г-н де Гранвилль был великолепен и сумел вызвать у аудитории глубокие эмоции.
– Но что же мы видим? – продолжал он. – Узнав от кузины о похищении сенатора, наши преступники преспокойно садятся ужинать! И когда жандармский офицер предлагает им способ разом покончить со всеми затруднениями, они отказываются выдать сенатора; они не понимают, чего вообще от них хотят!
Тут защитник возвратился к мысли о том, что существуют какие-то таинственные обстоятельства, ключ к пониманию которых находится в руках Времени; они могли бы пролить свет на несправедливые обвинения. Следующий шаг его был гениален в своей дерзости: г-н де Гранвилль поставил себя на место присяжного и уже от его имени рассказал, о чем он говорит с другими членами коллегии и насколько несчастным он бы себя чувствовал, если бы проголосовал за жестокий приговор, а потом выяснилось бы, что это была ошибка. Г-н де Гранвилль так красочно описал угрызения совести, был так убедителен, упоминая о сомнениях, которые заронило в его сердце выступление защитника, что вызвал у присяжных чрезвычайное волнение.
Присяжные еще не пресытились такого рода речами; они поддались очарованию новизны; их уверенность пошатнулась. После вдохновляющей речи г-на де Гранвилля им предстояло еще услышать выступление хитроумного и убедительного в своих аргументах прокурора Бордена, защитника господ де Симёз. Тот рассмотрел дело со всех сторон, подчеркнул сомнительные моменты и убедительно доказал, что здравомыслящему человеку объяснить их невозможно. Он так же эффективно взывал к разуму и логике, как г-н де Гранвилль – к сердцу и воображению присяжных. В итоге Борден смог так основательно запутать присяжных, призвав на помощь серьезные доводы, что нагромождение аргументов государственного обвинителя рухнуло. И это было настолько очевидно, что адвокат господ дʼОтсер и Готара, положившись на благоразумие коллегии присяжных, решил, что обвинения в адрес его подзащитных рассматриваться не будут. Обвинитель попросил перенести ответную речь на завтра. Напрасно Борден (который видел, что присяжные готовы вынести оправдательный приговор, если только совещание коллегии состоится сейчас, после выступлений защиты) пытался возражать, основываясь на праве и на фактах и напоминая, что для их подзащитных это будет еще одна ночь, проведенная в тревоге, – суд, посовещавшись, вынес решение.
– Интересы общества представляются мне не менее важными, нежели интересы подсудимых, – сказал председатель. – Было бы вопиющей несправедливостью отказать в подобной просьбе защите, поэтому и обвинение имеет на это право.
– К несчастью, фортуна переменчива, – сказал, глядя на своих клиентов, Борден. – Сегодня вас могли бы оправдать, но завтра могут и осудить.
– Как бы то ни было, – сказал старший из де Симёзов, – нам остается лишь восхищаться вами.
В глазах у мадемуазель де Сен-Синь стояли слезы. Она не забыла сомнений защитников и не надеялась на такой успех. Графиню поздравляли, в один голос уверяя, что ее кузенов оправдают. Кто же мог знать, что в деле назревает сенсационный поворот – самый ошеломляющий, самый ужасный и непредвиденный из всех, что когда-либо меняли ход судебного разбирательства.
Глава 20
Неожиданный поворот