Темное дело

– На случай несчастья у нас уже есть Директория, – тонко улыбнулся Сийес, намекая на то, что их как раз пятеро.

– И мы все заинтересованы в том, чтобы дело Французской революции продолжало жить, – сказал министр иностранных дел. – Мы трое отказались от сана, генерал голосовал за смерть короля. Что касается вас, – обратился он к Малену, – вы владеете имуществом эмигрантов.

– У нас общие интересы, – безапелляционно заявил Сийес, – и они совпадают с интересами отчизны.

– Редчайший случай, – с улыбкой заметил дипломат.

– Нужно действовать, – добавил Фуше. – Сражение вот-вот начнется, и барон Мелас располагает превосходящими силами. Генуя капитулировала, а Массена́ допустил большую ошибку, отправив свою армию в Антиб; до сих пор неизвестно, сумеет ли он присоединиться к Бонапарту, который в противном случае вынужден будет действовать своими силами.

– Кто вам сообщил эти новости? – спросил Карно.

– Они вполне достоверны, – ответил Фуше. – Вы получите их с утренней почтой, как раз к открытию биржи.

– Наши деятели не слишком-то церемонились, – с улыбкой проговорил де Марсе, ненадолго умолкая.

– Боюсь, когда станет известно о катастрофе, – продолжал Фуше, – мы не успеем организовать клубы, пробудить патриотизм и поменять конституцию. Свое 18 брюмера мы должны подготовить заранее.

– Оставим эту заботу министру полиции, – сказал дипломат. – И поосторожнее с Люсьеном.

(Люсьен Бонапарт был в то время министром внутренних дел.)

– Когда понадобится, я его арестую, – сказал Фуше.

– Господа, – вскричал Сийес, – наша Директория не будет подвержена анархическим настроениям! Мы создадим олигархическую власть, сенат с пожизненным членством и выборную палату, которая будет у нас в руках, – следует учесть ошибки прошлого!

– При таком государственном строе я наконец вздохну с облегчением, – сказал бывший епископ.

– Подыщите надежного человека, который поможет мне связаться с Моро; германская армия станет нашей единственной опорой! – вскричал Карно, который до этого был погружен в глубокие размышления.

– И по-своему, господа, эти люди были правы, – продолжал де Марсе после паузы. – Они проявили решительность в переломный момент, и я поступил бы так же.

– Господа! – воскликнул Сийес торжественным и серьезным тоном (продолжал де Марсе свой рассказ).

И все прекрасно поняли, какой смысл он вложил в это обращение. «Господа» обменялись взглядами, выражавшими уверенность и обещание хранить тайну и солидарность, в случае если Бонапарт вернется триумфатором.

– Каждый из нас знает, что ему делать, – добавил Фуше.

Сийес осторожно отодвинул задвижку – тонкий слух священника его не обманул. Вошел Люсьен Бонапарт.

– Отличные новости, господа! Курьер доставил г-же Бонапарт записку от первого консула: он начал кампанию с победы при Монтебелло!

Три министра переглянулись.

– То была решающая битва? – спросил Карно.

– Нет, но генерал Ланн провел ее блестяще. Сражение было кровавым; против его десятитысячной армии было брошено восемнадцать тысяч австрияков. Благо дивизия, посланная им на помощь, подоспела вовремя. Противник отступает. Наконец фронт Меласа прорван.

– Когда состоялась битва? – спросил Карно.

– Восьмого июня, – сказал Люсьен.

– Сегодня у нас тринадцатое, – продолжал сведущий министр. – Что ж, судя по всему, судьба Франции решается сейчас, пока мы беседуем.

(И действительно, сражение при Маренго началось на рассвете 14 июня.)

– Четыре дня смертельного ожидания! – воскликнул Люсьен.

– Смертельного? – холодно, с вопросительной интонацией повторил министр иностранных дел.

– Четыре дня… – проговорил Фуше.