Темные искусства

Мы были на месте — в той самой лавке, где бабушка Элис покупала свои артефакты.

Скорее всего, эти бренные останки принадлежали самой ведьме.

Голову мою заполонили сотни вопросов: знал ли ребенок эту женщину при жизни? От чего она умерла? Тосковал ли кто-нибудь по ней? Неужели про нее забыли, когда заколотили эту часть подземелья? Знал ли вообще кто-нибудь, что она здесь жила? Возможно, она никому об этом не говорила, чтобы спокойно торговать своими сомнительными колдовскими поделками.

— Библия… — произнесло вдруг дитя, от чего я вздрогнул.

— Прошу прощения?

Ребенок все еще гладил череп, но, прервавшись, поставил фонарь на пол и указал в угол комнаты.

— Библия…

На одном из заляпанных ящиков я увидел небольшую стопку старых книг. Крайне осторожно я взял в руки одну из них. Она разваливалась на глазах: корешок крошился у меня в ладонях, а страницы пошли волной после многих лет, проведенных в сырости. Я поднес ее поближе к свету — оказалось, что страницы томика были исписаны от руки и содержали изображения растений, которых я прежде не видел. То была книга по ведовству.

Книга под ней была изрисована картами звездного неба. Следующая — исписана примитивными символами, напомнившими мне древние руны. Впрочем, я распознал среди них цифры, и, похоже, списки ингредиентов — видимо, это была книга рецептов.

— Здесь нет Библии… — пробормотал я.

— Библии… — повторило дитя.

Последняя книга оказалась самой большой и тяжелой. А также, судя по виду, самой новой из всех.

— Счета! — вскричал я и от восторга чуть не вырвал из нее первые страницы. — Это же гроссбух!

Я искал даты, которые совпали бы с означенными на квитанции Элис, и ненадолго потерял счет драгоценному времени, которое оставалось у меня в распоряжении.

— Вот оно, — сказал я, и ребенок улыбнулся, заразившись моей радостью. — Миссис Элис Шоу… пятнадцать фунтов… — и я задохнулся, прежде чем сумел прочесть вслух. — Фараонова змея!

Я прислонился к стене — наконец-то все обрело смысл.

— Это и фотографии объясняет! Длань Сатаны! Леонора не подделала ее! Все так и было! — Я осторожно закрыл гроссбух. — Свечи! Здесь есть какие-нибудь свечи?

Дитя непонимающе уставилось на меня.

Я показал на фонарь.

— Свет. Огонь. То, что можно зажечь.

Ребенок так и не двинулся с места, и я стал копаться в ящиках и на полках, отчаянно разыскивая свою самую последнюю улику.

И я нашел ее — на дне ящика, развалившегося, как только я к нему прикоснулся — связку свечей, которые я тут же узнал. Я надломил одну из них посередине и обнаружил именно то, что искал. Ликующий вопль почти уже вырвался из моей глотки, но внезапно снова зазвенели колокола собора Святого Жиля — в этот раз еще громче и отчетливее. Стены завибрировали, и с полок, которых я касался, полетела пыль.

И сердце мое ушло в пятки.

Половина восьмого.

У меня осталось всего полчаса.

49

Катерина тоже услышала колокола — в этот момент священник надевал ей на шею маленький православный крестик. Это была скромная подвеска из меди, но она тепло поблагодарила его, словно это был самый ценный на свете дар.

Пока грек-великан молился за нее, по камере витали струйки дыма от ладана. Только напевы священника, тихие и успокаивающие, удерживали Девятипалого от того, чтобы сокрушить все в этой комнате.

Он стоял возле двери и задыхался — и не только из-за здешней духоты. Каждый вздох грозил превратиться во всхлип, так что он со всей мочи сжал кулаки и закусил губы. Он должен был выстоять, должен был — ради Катерины. Погоревать он еще успеет.

Кто-то тихо постучал в дверь, и все они вздрогнули.

Время пришло.

* * *

— Ты закончил? — бросил я, ворвавшись в морг. — Результаты готовы?

Рид охнул при виде меня, с головы до ног покрытого пылью, с разорванными рукавами и в туфлях, заляпанных грязью и прочим гнильем.

— Нет, но… Ох, инспектор, да где ж вы…

— Бог с ним!

И я ринулся обратно в кабинет, а Рид побежал за мной следом.

— Но оттенок на всех пробах похож на нужный. Я могу набросать вам записку. Палач может… Господь всемогущий! Что здесь произошло?

Он изумленно уставился на дыру в стене, груды кирпичей и щебенки и робкое дитя, выглядывавшее из темноты.

— Пиши чертову записку! — рявкнул я. — Но быстро!

Я заметил мешок у Макгрея на столе и вывалил все его содержимое на пол — заплесневевшие остатки какого-то из его обедов. Я всунул в мешок рассыпающийся гроссбух, все свечи, квитанцию и дневник Леоноры. Мне казалось, что я в жизни не двигался так медленно и неуклюже, и гулкое биение сердца отдавалось по всему моему телу. Я взбежал по лестнице, перескакивая через ступеньку, врезался в пару полицейских, но останавливаться у меня времени не было.

Рид мчался за мной по коридорам с бумагой в руке, на ходу набрасывая записку. Когда я достиг главного выхода, он как раз поставил на ней подпись.

Я побежал к Филиппе и запрыгнул на нее еще до того, как она успела хоть как-то отреагировать.

— Только вздумай хоть фыркнуть!..