Темный карнавал

– Это просто поразительно. Сегодня утром я был потерян, побежден, раздавлен… но случилось чудо. – Надгробие погрузили на небольшой транспортер. – Всего час назад я случайно услышал о некоем мистере Уайте, который только что умер от пневмонии. И это, заметьте, мистер Уайт, который обычный Уайт, без буквы Е. Только что я связался с его женой, и она очень рада, что камень уже готов. А мистер Уайт даже остыть еще не успел за шестьдесят минут, и его фамилия пишется без Е, вы представляете. Боже, я так счастлив!

Надгробие выкатилось на своем транспортере из комнаты, мистер Уэтмор и оклахомец посмеялись и пожали друг другу руки, и все это время Леота недоверчиво следила за тем, как инцидент подходит к концу.

– Ну вот оно все и закончилось, – усмехнулся ее муж, когда за мистером Уэтмором закрылась дверь – после чего консервированные цветы отправились в раковину, а жестяные банки – в корзину для мусора.

В темноте оклахомец снова забрался в постель, не обращая внимания на глубокое и торжественное молчание Леоты. Она долго не произносила ни слова – просто лежала, ощущая острое одиночество. Потом почувствовала, как муж со вздохом поправляет одеяло.

– Наконец-то мы можем поспать. Эту чертову хрень забрали. Сейчас только пол-одиннадцатого. Еще полно времени для сна.

Как же он любит портить ей удовольствие.

Леота уже собиралась заговорить, как внизу снова раздался стук.

– Ну, вот! Вот! – торжествующе воскликнула она, хватаясь за мужа. – Опять эти звуки. Что я тебе говорила! Слышишь!

Муж сжал кулаки и стиснул зубы.

– Сколько раз можно объяснять. Мне что – по голове тебе постучать, чтобы ты поняла, глупая женщина! Оставь меня в покое. Ничего там нет.

– Ну, послушай же, послушай… – шепотом умоляла она.

Они вслушались в темноту за окном. Снизу донесся стук в дверь. Дверь открылась. Приглушенный, далекий и слабый женский голос сказал:

– А, это вы, мистер Уэтмор.

И глубоко в темноте под внезапно задрожавшей кроватью Леоты и ее мужа из Оклахомы голос мистера Уэтмора произнес:

– Еще раз добрый вечер, миссис Уайт. Вот. Я принес камень.

The Smiling People

Улыбающиеся

Главной достопримечательностью этого дома было ощущение полной тишины. Уже на пороге мистера Греппина встречала такая щедро умасленная тишина, что казалось, открывание и закрывание входной двери происходит в замедленном сне, а ее резиновые прокладки и смазки – нематериальны. Жаккардовый двухполотный ковер, который мистер Греппин недавно постелил в холле, при перемещении по нему не издавал ни единого звука. Когда поздними вечерами дом сотрясали порывы ветра, не было слышно ни грохота карниза на крыше, ни дребезжания расшатанных створок (он всегда лично сам проверял штормовые окна). Москитные сетки и двери были надежно застегнуты на новые крепкие крючки. Печь работала отлично, посылая в трубы отопительной системы лишь легкий шепот теплого ветерка. Мистер Греппин стоял, пытаясь согреться после вечернего холода, и манжеты его брюк шевелили тихие отопительные вздохи.

Взвесив тишину с помощью встроенных в его маленькие уши превосходных приборов высоты тона и баланса, он удовлетворенно кивнул, найдя тишину полной и законченной. Дело в том, что иногда по вечерам между стеновыми панелями перемещались крысы, и тогда, чтобы стены стали немыми, требовались ловушки с приманкой и отравленная еда. Даже дедушкины часы были остановлены, и их латунный маятник висел без движения, поблескивая в своем длинном кедровом гробу со стеклянной крышкой.

Они ждали его в столовой.

Мистер Греппин прислушался. Они не издавали ни звука. Прекрасно. Просто замечательно. Наконец-то люди научились соблюдать тишину. Да, их пришлось поучить, зато теперь за обеденным столом уж точно больше не звякнет ни нож, ни вилка. Он снял толстые серые перчатки, повесил холодные доспехи пальто и некоторое время стоял, пытаясь собраться перед лицом неизбежности и думая о том, что ему так или иначе придется сделать.

После чего с привычной решимостью и скупостью в движениях направился в столовую, где за столом ожидания сидели четыре персоны, которые не двигались и не произносили ни слова. Единственным звуком в комнате был едва различимый шорох его ботинок по глубокому ковру.

Его взгляд, как обычно, инстинктивно остановился на даме, сидевшей во главе стола. Проходя мимо, мистер Греппин помахал пальцем возле ее лица. Она не моргнула.

Тетя Роуз прочно сидела во главе стола, и когда откуда-нибудь с потолка вниз слетала пылинка – прослеживал ли ее глаз ее траекторию? Вращался ли он в своей зашпаклеванной глазнице? Со стеклянно-холодной точностью? А если (паче чаяния) пылинка попадала прямо на оболочку ее влажного глаза – может быть, этот глаз зажмуривался? Сокращались мышцы, смыкались ресницы?

Нет.