Тень Энвижен

– Привет, – улыбнулась она, – если честно, то животных я боюсь.

– Да почему же? – искренне удивился мужчина и помахал рукой, чтобы дым от сигареты не попадал ей в лицо.

– Боюсь, что укусят.

– Ну и зря, – он снова разогнал дым, – люди могут укусить гораздо больнее. Вас когда-нибудь кусали собаки?

– Собаки не кусали, – со смехом призналась Сандра, – а люди-то, конечно. И даже очень больно.

– Вот видите, – наставительно сказал мужчина, – я прав. А собаки, они милейшие люди, как у нас в Одессе говорят.

– В Одессе?

– Есть такой город, когда-то я там жил – давно, вы еще не родились. Никогда не слышали про Одессу?

– Что-то очень знакомое, но не могу вспомнить, извините. Это, наверное, на юге Африки?

Мужчина посмотрел на нее с таким видом, словно ему нанесли смертельное оскорбление.

– Одесса на Украине, леди! Вижу, тоже не знаете? – неправильно поняв изумление на лице девушки, он пояснил: – Раньше это был Советский Союз, про такую страну вы, может, слышали?

Сандра проглотила подступивший к горлу ком.

– Слышала, – ответила она, – так вы, может быть, и по-русски умеете говорить?

– А как же! – мужчина ударил себя в грудь и с неожиданной торжественностью в голосе по-русски продекламировал: – У лукоморья дуб зеленый…

– Златая цепь на дубе том, – договорила Сандра и скромно добавила: – Мне во втором классе за это пятерку поставили. Я из Москвы.

Мужчина приподнял брови, повертел своим крючковатым носом, а потом приоткрыл синюю дверь клиники и закричал по-русски куда-то внутрь:

– Рая! Раечка! Закрываем на сегодня прием, ставь чайник, тут девушка из Москвы!

В маленькой уютной комнате, примыкавшей к смотровому кабинету, Сандра пила цветочный чай и ела какое-то особое рассыпчатое тесто, название которого она не запомнила. Стены сверкали белизной, на одной из них висел простенький вышитый коврик, на другой, напротив, фотография молодых мужчины и женщины. Хозяйка, давно не вспоминавшая молодые годы рассказывала ей их историю. Говорила по-русски, хотя некоторые слова, видно позабыла, поэтому порою вопросительно смотрела на мужа – «как это сказать, Аарон?» Сам Аарон тоже вставлял фразу-другую, но в самых увлекательных местах, видя нетерпение жены, с добродушной снисходительностью передавал слово ей – «пусть Рая расскажет, у нее лучше получается».

Как узнала Сандра, Аарон и Рая Бергер вместе с двухлетним сыном Борей покинули СССР в семьдесят восьмом году, хотя, по собственному признанию Аарона, жили там неплохо – оба закончили Тимирязевскую академию в Москве, Аарон работал ветеринаром в одесской клинике для животных, Рая преподавала биологию в педагогическом институте.

– Тогда посольства Израиля в СССР не было, – рассказывала Рая, подкладывая гостье, на тарелку новую порцию рассыпчатого кушанья, – заявления передавали на Запад через знакомых, кто уезжал. Помню, мы писали их на тонкой-тонкой… как это по-русски называется, Аарон?

– Папиросной.

– Да, папиросной бумаге, я зашивала их в рубашки, и так их наши друзья провозили заграницу. Потом, когда на нас приходил запрос из Израиля, нас долго – как это по-русски? – пытали в органах, рассказывали, как плохо будет в чужой стране. Когда мы уже получили разрешение на выезд и приехали из Одессы в Москву, у нас сразу забрали паспорта, а без паспортов в гостиницу не пускают. Нас, отъезжающих, поселили – как это? – в общежитии. Мужчин отдельно, женщин с детьми отдельно. Мужчин к женщинам не пускали. Я с Боренькой была, а одна женщина со мной в комнате – горская еврейка из Азербайджана – с четырьмя детьми. Они по-русски вообще не говорили, только по-азербайджански, мы с ними на пальцах объяснялись. Она заболела, муж пришел, а та дама, что за порядком в общежитии следила, стала его ругать. Он никак не объяснит, что он – как это по-русски? – законный муж. А она кричит: «Ты мне лапшу на уши не вешай!» Он не понимает, то смотрит на свои руки, то трогает уши, повторяет: «Лапша – уши, лапша – уши».

Рая по-молодому весело захохотала. Аарон тяжело вздохнул.

– Хотели сначала у нашего бывшего однокурсника в Москве остановиться, – чуть виновато сказал он, – но он отказался нас к себе пустить. Рая вот лучше меня расскажет.

– Что о нем рассказывать? – в глазах Раи вспыхнул огонек презрения. – Дверь перед нами закрыл, даже в квартиру не впустил. Я, говорит, на ответственной работе, а вы изменники Родины. А до этого почти каждый год у нас в Одессе гостил.

Аарон вздохнул еще тяжелее.

– Что делать, смотрели на нас все, как на прокаженных, – сказал он таким тоном, словно пытался оправдать бывшего приятеля, – в Одессе тоже – когда мы уезжали, соседи у подъезда собрались, вслед плевали.

– Одна соседка была, – подхватила Рая, – у нее муж – как это? – алкоголик был, зарплату пропивал. Так она прежде постоянно прибегала: «Рая, денег не одолжишь?» А как уезжали, даже гадость какую-то вслед бросила. Помнишь, Аарон? Сумку мою забрызгала.

– Да ладно, золотая моя, что теперь соседей вспоминать!

– Правильно, что вспоминать соседей, если и твой брат родной, Яша, кричал: «Уедешь – знать тебя больше не хочу!»