Анжелика растеряна. Кутается в бежевое пальто, ветер треплет короткие рыжие волосы.
– Ну, он на перила моста встал вообще-то, – говорит. – Зачем ему туда, если прыгать не собирается?
– Выпендривался просто, – отвечаю я. – А что вы там кричали? «Ничего не слушай»? Думали, что он какие-то голоса слышал? Макс, ты слышал какие-то голоса?
– Ничего я не слышал.
Анжелика чувствует себя неловко. Избегает смотреть нам в глаза, постоянно оглядывается на проезжающие машины. Тонкие пальцы с длинными красными ногтями теребят мочку уха.
Я начинаю догадываться:
– Вы знаете эту историю. Про подростков, которые прыгнули с моста двадцать лет назад.
Ее глаза перестают бегать и теперь смотрят на меня внимательно. А я продолжаю:
– Вы знаете, что они тоже исчезали. Как мы. Поэтому вы думаете, что мы тоже спрыгнем.
Она молчит. Ни отрицает, ни подтверждает.
– Вы за нами следили, что ли? – спрашивает Багров.
– Я просто опасалась, – говорит Анжелика. – Боялась, что вы тоже что-нибудь такое выкинете.
Я сама подозрительность:
– Вы же с телевидения. Вам наоборот нужны такие истории.
Она наклоняется ко мне и негромко, но с жаром говорит:
– Такие истории никому не нужны! Ты хоть знаешь, что тогда творилось?
Ее дыхание пахнет мятной жвачкой, а помада в уголках рта стерлась. Нужно подкрасить.
– А что тогда творилось? – спрашиваю, подаваясь вперед.
Анжелика тут же выпрямляется, смотрит на нас по очереди, сначала на меня, потом на Макса.
– Как раз это я и хочу выяснить.
Она шарит в сумочке из коричневой кожи, чтобы вытащить на свет карманное зеркальце. Смотрит на него, а потом смотрит на меня. На меня с сомнением.
– Глядите. – С видом человека, решившегося на нечто опасное, Анжелика протягивает мне зеркальце так, чтобы я видела в нем себя, а сама старательно отводит взгляд. Отворачивается так, что чуть ли не сворачивает шею.
Я смотрю в зеркальце и вижу там себя и Макса. За спиной у каждого тень – у него и у меня. Зыбкие, нематериальные, будто сгустки черного дыма, принявшие форму человека. Ветер полощет их как грязное белье на веревке, но они все равно остаются на месте, прямо за нашими спинами.
Я нервно оборачиваюсь и вижу Багрова, а кроме него – никого.
– Что там? – спрашивает Макс, пытаясь заглянуть в зеркальце, но Анжелика резко убирает его.
– Видела? – спрашивает. Смотрит со смесью страха и осуждения, а потом повторяет: – Такие истории никому не нужны!
Прежде чем я успеваю сказать хоть что-нибудь, она швыряет зеркальце обратно в сумочку и удаляется. Бежевый плащ хлопает полами, каблуки туфель выстукивают частую дробь.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.
– Хочешь, догоним? – неуверенно спрашивает Макс, глядя на меня. Он не понимает, что происходит.
Я, в общем-то, тоже.
– По-моему, она знает гораздо больше, чем мы, – говорю медленно.
– Конечно, – кивает Багров. – Она же взрослая. Ну, в смысле, больше нас прожила же. Потому и знаний больше.
Перевожу на него внимательный взгляд. Никакой Макс не легкомысленный. Он просто глупый.
***
Позже, за ужином, я говорю маме, что влюбилась.
– В кого? – спрашивает она, помешивая чай серебристой ложкой.
– В Максима Багрова.
Мама – сама задумчивость. Пытается вспомнить, где слышала это имя раньше.
– Один из пропавших, я с ним на свидание ходила, – поясняю. – Браслет у тебя брала.
– А, – тянет мама, продолжая размешивать чай. Ложка со звоном бьется о стенки кружки. – Он красивый?
– Красивый. – Я вздыхаю, глядя в остывший суп. – И все.
– Что «и все»?
– Красивый и все. Больше ничего.
– А что тебе еще надо?
– Умный чтоб был. Надо же о чем-то разговаривать.
Мама улыбается. Звон затихает.
– Мужчина, – говорит она, – должен быть красивым и сильным. Больше ничего от него не требуй. А поговорить… Поговорить с кем угодно можно.
– А папа был красивым и сильным? – спрашиваю.
– Да. Девчонки за ним так и бегали. А выбрал меня вот, самую обычную.
– Знакомо.
– И тоже не особо умный был, знаешь ли. Я постоянно подбирала слова попроще, когда с ним разговаривала.
Смотрю на нее подозрительно:
– И сейчас ты мне советуешь выбирать парня по тем же принципам?
Она озадачена:
– Ну да, с такой стороны я свои советы не рассматривала. Но это мало что меняет.
– Правда?
– Конечно. Можешь найти ботаника или романтика какого-нибудь, как во всех этих пьесах про Ромео и Джульетт. Будет тебе розы дарить или серенады петь под балконом. Такое тщедушное тело, знаешь, большие глаза, очочки – сплошная сказка. Как все девушки хотят. Или только говорят, что хотят.
– А на самом деле?
– А на самом деле человек подчиняется природе. И вот по законам этой природы девушке нужен мужчина, а не черт те что с розочкой и коробкой конфет. Можно, конечно, говорить, что человеческий разум берет верх над природными инстинктами, что мы не животные, но это еще никого не сделало счастливым. Потому что именно им, инстинктам, и нужно доверять.
– Значит, нам нужно быть животными, чтобы стать счастливыми?
– Можно сказать и так. Однако при этом надо маскироваться. Быть животными, но выглядеть как человек. Тогда все будет правильно.
Упрямо качаю головой: