Теория Блума

Мир авторитарного товара («Всякое животное направляется к корму бичом», Гераклит)¹⁸

Для власти – соразмерной с автономией, которую приобретают люди по отношению к их роли в производстве, – совершенно необходимы новые запросы и новые субъекты подчинения. Для поддержания центрального урегулирования всех процессов с помощью товара нужно постоянно расширять границы контроля над элементами человеческой сущности. В этой связи стоит обратить внимание на то, с каким невероятным усердием Спектакль принялся освобождать Блума от тяжкой ноши существования, с какой деятельной заботой он взялся за его обучение и за определение всего комплекта допустимых «личностей» и, наконец, как искусно он завладел всем выразимым, всем языком и кодами, из которых выстраивается любой облик и любая личность. Благодаря Биовласти[14]

ему удалось подчинить своей семиократии[15] даже «биологическую жизнь» людей или, по меньшей мере, тех из них, кто «дорожит здоровьем» – по аналогии с теми, кто в былые времена искал спасения. (Здесь надо признать, что слабеющая субъективность Блума не оставляла господствующим силам иных способов воздействия, кроме наложения ограничений непосредственно на тело —

единственный осязаемый объект, который ещё не окончательно вышел из-под их контроля.) Однако мир авторитарного товара – это прежде всего мир, где ЛЮДИ внедрили такой механизм управления поведением, что им достаточно лишь оптимизировать организацию публичного пространства, распределение декораций и материальное обеспечение инфраструктуры, чтобы гарантированно поддерживать порядок, – и всё это исключительно за счёт силы принуждения, которую безличные массы применяют к каждому своему звену, заставляя его соответствовать абстрактным действующим нормам. Стоит только выйти на улицу в центре города или же пройтись по переходу в метро, как тотчас же осознаёшь, что нет более эффективного и более незаметного средства надзора, чем эта живая объективация отчуждённого состояния публичной истолкованности, выраженного в людской массе. Ведь, в сущности, ей неважно, принимают ли её отдельные единицы или отвергают, – главное, чтобы внешне

они ей подчинялись. Попробуйте поговорить с приятелем о метафизике в час пик в забитом вагоне поезда на первой ветке метро, соединяющей Дефанс и Порт-де-Венсен! Мир авторитарного товара – это территория серого Террора¹⁹, который воцарился на всей людской земле, на всех сохранившихся ещё островках публичного пространства. Но всё без толку: Блума, против которого ЛЮДИ задействовали весь этот мощнейший арсенал средств, по-прежнему не удаётся подчинить, несмотря на все отчаянные старания. И за это власть его ненавидит, ведь он – святилище внутри у каждого человека, непроницаемый слой, неопределимая пустота в самой сердцевине, куда невозможно пробраться.

Тут-то и начинается гонка между Блумом и властью, обусловливающая как динамизм последней, так и ускорение всемирного времени. У этого ускорения нет предела вне собственно Тиккуна. И действительно, чем сильнее жизнь Блума закручивается в автономном и деспотичном потоке, чем настойчивей от него требуют участия в общем социальном метаболизме, тем стремительнее он превращается в простой предикат собственной рабочей силы и потребления, и чем больше он подвергается досмотру в процессе Тотальной Мобилизации, тем глубже становится разлом, ограничивающий этот досмотр, – разлом, который и есть не что иное как Блум.

Дурная субстанциальность («Он утратил свою истинную природу, и потому всё становится его природой», Паскаль)²⁰