Теория выигрыша

– Слушай, не надо! Ты недавно у нас работаешь, это во-первых. Нужно, чтобы был новый сотрудник. Кроме того, у тебя хороший стиль. Еще, если честно, – крохотная пауза, – ты не замужем в тридцать семь лет. А у нас все бабы, как назло, замужние и с детьми. Если ты надавишь на этот аспект, тебе будут только благодарны. Потому что трудно поверить, что люди отдают сто двадцать тысяч долларов, даже и за мечту о яхте. А вот муж, дети – это убедительно… Так что напиши эту статью, хорошо? Только вот что… Раз уж тебе что-то рассказывали… Что хоть за теория? Я порылся в Интернете, ни хрена не нашел.

– Раньше там была одна статья. У меня где-то записана фамилия автора. Но больше я ничего не нашла. Там ведь интересная история: если ты и правда был на лекциях, ты не имеешь права ничего рассказывать. Иначе ты умрешь.

Он смотрит на нее, приоткрыв рот.

– И это срабатывает?

– Как видите.

– Ну, жулики пошли! Вообще ничего не стесняются!

– Пипл хавает.

– Это точно… А что он конкретно обещает? Ну, этот, автор?

– Что за один день все изменится. И вы получите абсолютно все, что хотите.

– Ну и ну, – вздыхает он. – Были бы лишние сто тысяч, я бы попробовал. А ты?

– Я не знаю.

– Да ладно врать. Любой бы попробовал. И что там – лекции?

– Семь лекций. Вроде связанные с физикой. Так написал автор статьи.

– Обязательно найди его, – приказывает главный. – А я тебе от чекистов соберу информацию.

18

Работа директора магазина полностью захватила Верку. Сначала это было как прыжок с обрыва: сплошной ужас и остановка сердца. Верка панически боялась не справиться и первые месяцы бегала как ошпаренная, суетилась не по делу. Потом, когда пришло умение, появился настоящий интерес.

Возможно, нынешним директорам магазинов и не понять, насколько остросюжетной жизнью жили их коллеги в семидесятые годы. Это сейчас все коммерсанты да менеджеры, тогда это были чиновники, партийные деятели, криминальные авторитеты, разведчики, охотники в одном лице. Ходили по острию – канатоходцы-циркачи. Да и разве не заклинатели змей? Это какую выдержку надо было иметь, чтобы не поддаться искушениям времен дефицита и остаться при этом оборотливым и предприимчивым? Это ведь преподавателям марксизма-ленинизма можно было играть в игры романтизма, не боясь за свое кресло. От работников торговли требовалась куда большая тонкость. Да – идейные, да – честные, да – партийные, но только чтобы эти качества были обернуты еле заметным облачком уступчивости. И чтобы еле заметным, но при этом – заметным. И чтобы обещало это облачко освежающие дожди компромиссов. Но чтобы дальше – ни-ни!

Впрочем, все эти тайны мадридского двора были знамением эпохи. Все тогда умели быть и честными-идейными, и иронизирующими над своей честностью-идейностью. Разумеется, на полюсах располагались диссиденты и упертые коммунисты, но вот в центре, в массе… Двойственно все было, словно нарождающаяся эпоха продажности наползала на истончившуюся эпоху идейности, и в этой двойной полосе все стало двухцветным и, благодаря двухцветности, даже чудесным. Покойный Павел Штальман много думал об этом странном неопределяемом времени и додумался в итоге до того, что все времена существуют всегда, что они не наступают, а лежат на земле, иногда внахлест, и чтобы понять, что нас ожидает в ближайшее время, надо внимательно посмотреть под ноги. Это мы идем по временам, а не времена по нам (в этом месте размышлений Павел заметил рифму, но одернул себя от глупого желания написать стихотворение: такие желания отзывались саднящей болью). Да, времена лежат на земле с начала времен, думал он. Их приметы валяются, как обычный уличный мусор. Жестокие камушки начали попадаться? Грядет эпоха жестокости. Посыпался песок перемен? Все рухнет в тартарары.

Ну, у Павла Штальмана в семидесятые годы было много времени для раздумий: честно говоря, в районо он целыми днями валял дурака, а на адюльтеры, бывшие для его интеллигентных современников спасением от милой скуки, не решался. Почти уже не помнил, почему не решался, точнее, если напрягался – вспоминал. Потому что с этими любовными отношениями можно так влипнуть… Вот, кажется, почему… И Павел зевал, открывая очередную папку.

У Верки свободного времени не было вовсе. Она совершенно правильно восприняла невиданную щедрость Мокеевой как единственный шанс в жизни. И не была намерена этот шанс упускать.

Скоро в Мосторге стали поговаривать о мокеевской мудрости. Девчонку-то какую заметила, а? Золото, а не девчонка. И скромная, и правильная, и учится на вечернем, и в партию готовится, и на всякие… ну, назовем это сложности времени, отзывается с чисто восточной понятливостью.

– Все-таки у них на Востоке понимают в торговле, – говорили иные, имевшие с Веркой дела. – У них с рождения такое воспитание. Все делается по дружбе. Ты мне сделал, я тебе сделал. Тебе хорошо, мне хорошо. А если какое вознаграждение, так это же потому, что ты старался. Это и не вознаграждение, это уважение.