Терапевт

Но оказалось ровно наоборот. Вопреки всем ожиданиям, мы замечательно провели время. По утрам просыпались поздно и долго валялись в постели обнявшись. Потом спускались завтракать: устраивались на веранде и объедались разными вкусностями со шведского стола. Каждый божий день играли в теннис, оба одинаково неумело, но хохотали за игрой до слез. Однажды мы взяли в аренду автомобиль и отправились осматривать остров; в другой раз взяли напрокат в гостинице велики и поехали кататься вдоль берега. Сходили даже в забытый богом торговый центр: пообедали в китайском ресторанчике клецками и курицей в кисло-сладком соусе, сыграли в бинго. Много времени мы проводили возле бассейна; читали книги, а те отрывки, которые, как нам казалось, могут заинтересовать другого, зачитывали вслух. Мы плавали, выныривали рядом друг с другом и обнимались под водой. Сигурд контрабандой проносил на отделение спа бутылочное пиво из бара. Мы забирались в джакузи и, понемногу накачиваясь пивом, любовались закатом; все нам казалось смешным. За ужином мы вели неспешные беседы о серьезных вещах, и я была уверена, что все в ресторане нам завидуют; мы были там самой влюбленной парой. После ужина покупали в баре напитки и усаживались возле бассейна или играли в карты на балконе нашего номера, потягивая белое вино. Во всем этом не было ни непревзойденной элегантности, ни особой роскоши; вообще со вкусом там было не очень. Но нужно нам было именно это. Палас на полу и прочие прибамбасы.

* * *

Мне снится, будто мы с Сигурдом на Тенерифе, но во сне все совсем иначе. Гостиница другая, белая и светлая, с гладкими полами без паласов. Я там с Сигурдом, но Сигурд мертвый. Мертвый не так, как в действительности: он ходит рядом со мной, участвует во всем, — но он такой светлый, почти прозрачный, и ничего не говорит. Я решаю, что мы все равно проведем отпуск здесь. Решаю вести себя так, чтобы никто не заметил этой странности. Я говорю за него, за нас обоих. Ведь он же сидит рядом со мной, ну и что, что неживой? Я делаю за него заказы в ресторане; для него бифштекс, пожалуйста, говорю я, и бокал красного вина, а официанты озабоченно смотрят на нас, но ничего не говорят, а я ежусь под их взглядами. Мне неудобно, скорее оттого, что они на нас смотрят, а не оттого, что Сигурд мертв. Стараюсь улыбаться пошире, чтобы не было заметно, что мне не по себе. Поглаживаю Сигурда по холодной руке. Она какая-то ненастоящая, ее почти не чувствуешь, прикасаясь к ней. Он молчит. Вид у него несчастный. Мне не удается поймать его взгляд. Не удается наладить контакт, но я все равно притворяюсь, будто всё в порядке, смеюсь и улыбаюсь и в разговоре подаю реплики за нас обоих, чтобы никто в отеле не догадался, как все плохо.

Просыпаюсь я внезапно и поэтому помню свой сон, такой короткий и странный; помню только это. Мы в отпуске. Сигурд мертвый. Я притворяюсь, будто не вижу этого.

* * *

Что-то гудит. Гудение пробивается ко мне сквозь сон. Сначала я думаю, что не надо обращать на него внимания, тогда оно прекратится; но стоило подумать об этом, и оно слышится сильнее. Всё, поздно. Я понимаю, что гудит мой телефон. Просыпаюсь, моргаю, озираюсь.

Я лежу в своей детской. Я не сразу это понимаю. Темнеет. Солнце уже зашло, кажется. Бледная тень от окна на стене вытянулась, вокруг меня полутьма. Я нащупываю в постели гудящий и вибрирующий телефон.

— Алло?

— Вечер добрый, это Арилль, — слышу я, — из охранного предприятия.

— А, добрый вечер.