Терапевт

— Минуточку, подождите…

Я слышу звук шагов; потом Гюндерсен, кажется, открывает и закрывает дверь и говорит:

— Камеры, значит. Так…

— Они ваши?

Он вздыхает.

— Нет.

— Но вы о них знали?

— Да. Фредли с группой выявили их, осматривая дом.

Это уже несколько дней прошло…

— Ах так, — говорю я, и все во мне вскипает: какая несправедливость! Кто-то подглядывал за мной, когда я думала, что одна в доме… — А вам не пришло в голову поставить меня в известность? Вы не подумали, что мне, возможно, важно знать, что кто-то за мной подсматривает? Подслушивает?

Он молчит. Непривычно смирно молчит, сказала бы я.

— Какого черта, Гюндерсен! — воплю я. Теперь молодежь на перроне оглядывается на меня. — Вы ни словечком не обмолвились, позволили мне расхаживать по дому, в который несколько раз забирались, а я даже не знала, что за мной подглядывают!

— Я понимаю, почему вы сердитесь.

— Ах, вы понимаете

? Значит, всё в порядке? Да я плевать хотела на то, понимаете вы, почему я злюсь, или нет. Я желаю знать, кто за мной шпионит. Желаю знать, кто установил в моем доме эти чертовы камеры.

— Сара, успокойтесь, пожалуйста. Выслушайте меня.

— Вы об этом сегодня упомянули. Когда мы говорили по телефону, я рассказала вам о пропавшем револьвере. И вы спросили меня. Саркастически. Почти дурачась, показалось мне. Про замысловатые системы наблюдения.

— Да, — мрачно отвечает Гюндерсен. — Неразумно с моей стороны. Подумал, что стоит проверить, не известно ли вам об этом…

— Ах, так… Оказалось, что нет, и вы решили оставить меня в неизвестности?

Он тяжело вздыхает. Мой гнев тоже понемногу стихает. Что толку-то.

— Мы обнаружили камеры. Фредли позвонила мне. Нужно было принять решение. Кто-то же установил их. Может, вы, чтобы следить за Сигурдом. А может, он, чтобы следить за вами. Мог быть третий человек, следивший за вами обоими или за одним из вас. Или их могли установить из-за нас. Вы могли их установить, чтобы мы их нашли. Чтобы создалось впечатление, что за вами кто-то следит.

— И какой в этом был бы смысл? — устало спрашиваю я.

— Я могу дать целый ряд возможных ответов. Но главное — их обнаружение могло означать массу разных вещей. Фредли тогда спросила: «Что будем с этим делать?» И я рассудил так: если я спрошу вас, вы скажете, что ничего о них не знали. И это нам ничего не даст. А вот если не спрашивать, а просто подождать и посмотреть, что будет, возможно, выяснится, откуда они и для чего.

— И что выяснилось?

— Ну, я пока не уверен на сто процентов… Но некоторые альтернативы исключил. Скажем так.

— И пока вы исключаете альтернативы, какой-то придурок наблюдает за моей личной жизнью?

— Похоже на то. Мне очень жаль, что так вышло, Сара. Правда.

— Да ладно, — устало говорю я. — Мне все равно, сожалеете вы или нет. Но раз уж вы так разоткровенничались, скажите хотя бы, сколько камер вы нашли?

— Две. Одну в прихожей и одну в вашей спальне.

— И в спальне?

— Да. И к ней был подключен микрофон.

* * *

В метро по дороге домой я пла́чу. Сначала тихонько. Потом в голос.

Все молчат. Никто не смотрит в мою сторону. Я превратилась в человека, с которым не хотят иметь дела. В странную невоспитанную женщину, которая громко плачет в общественных местах. Думают, наверное, что я пьяная. Наверное, они посочувствовали бы мне, если б знали, что недели не прошло, как умер мой муж. Но что скорее должно бы вызывать беспокойство, это полное мое равнодушие к тому, что они обо мне думают. От «Сместада» до «Майорстюа», потом на перроне станции «Майорстюа» и дальше до самого «Нурберга» я реву в три ручья. Рядом со мной никто не садится.

* * *

Арилль нашел камеру в спальне. Демонтировал все три и разложил на кухонном столе, чтобы показать мне. Маленькие такие, как резиновые наконечники карандашей со сменными стержнями; на них еще нужно нажать. Из них торчат хвостики проводков. С другой стороны плоский кружок размером с монетку. Радиопередатчик, поясняет Арилль. Вероятно, он посылает сигналы на компьютер или даже на телефон того, кто установил камеры. В какой-то момент в голосе Арилля звучит восхищение: подумать только, что могут современные технологии. Потом он показывает мне кусочки черного скотча, которым были прикреплены камеры. Та, что в подвале, — сбоку на потолочном светильнике. Кухонная — с внутренней стороны решетки на холодильнике. В спальне — на лампе. Микрофоны тоже крохотные; они были на кухне и в спальне. Если спрятать их хорошенько, то заметить очень трудно. Арилль, правда, считает, что эти были спрятаны не слишком хорошо, так себе; но их легко не заметить, если не знаешь, что именно ты ищешь, и особенно если нет никаких оснований подозревать, что они вообще есть в доме. Арилль тщательно обыскал его весь и не может исключить, что на чердаке ничего не осталось, но за подвал, лестничную клетку, первый и второй этажи ручается. В помещениях, где я провожу время, их теперь точно нет.