Мне очень хотелось поговорить с ним о том, что произошло с Ненашевой, просто потому, что дядя Слава во многом заменял мне отца и советчика – как-никак ухаживал за моей мамой несколько лет и готов был даже взять на воспитание меня и моего брата Николеньку. Но мама выбрала хирургию, а не семейное гнездо, искренне считая, что в свое время совершила две ужасные ошибки, назвав их впоследствии Аделиной и Николаем.
И дядя Слава, как я теперь понимаю, любивший маму все эти годы, отступил – с ней вообще невозможно было спорить, можно было только признать ее правоту, и все. Но меня он продолжал поддерживать и принял приглашение работать в клинике, оставив хорошую должность в городской больнице. Именно он заступился за Игоря Авдеева, когда у того случился нервный срыв в операционной, именно дядя Слава уговорил меня дать ему еще шанс и вернуть на работу после психоразгрузки и курса терапии.
И я не пожалела об этом ни на секунду – Авдеев стал одним из лучших хирургов, начал даже собственную научную работу и уже хорошо продвинулся на этом поприще. А я могла просто выставить его из клиники…
Нет, мне жизненно необходимо поговорить с дядей Славой о Ненашевой, потому что я чувствую, что могу совершить ошибку.
– Ты не поговоришь со мной? – тихо спросила я, улучив момент, когда Матвей, наклонившись над головой прооперированной девушки, отвлекся на осмотр повязки.
– Конечно. После обхода?
– Я не знаю, в состоянии ли сегодня делать обход, – призналась я так же тихо, и Васильков посмотрел на меня удивленно:
– Ты не заболела? Рука в порядке?
– Да я про эту руку давно забыла. Тут дело в другом… давай выйдем, а?
Васильков тяжело поднялся со стула, и я вдруг подумала, что ему уже тяжело вот так, без сна всю ночь и еще весь день потом, у него больное сердце, и надо бы как-то аккуратнее…
– Матвей, мы отойдем, – сказала я, уже закрывая дверь палаты.
Мы спустились на первый этаж, сели на диван в холле, дядя Слава вытянул правую ногу вперед и помассировал колено.
– Ноет, зараза такая…
– Ты за всю ночь не присел.
– Ну, как это? А на куполе? Ты, похоже, даже не заметила, что я там тоже был, – усмехнулся он, продолжая разминать колено длинными крепкими пальцами с истончившейся от постоянного мытья кожей. – Никогда бы не подумал, что ты сможешь так сильно полюбить кого-то, Аделина.
– Ну, тут я не в маму, – невесело пошутила я. – Дядя Слава, я не об этом хотела поговорить. Понимаешь… мы после операции пошли ко мне – Матвей, Ненашева и я. Хотели кофе выпить, обсудить кое-что. И тут она начинает бормотать что-то, а сама в угол кабинета смотрит и явно так кого-то видит. Я от страха чуть из окна не сиганула, не будь Матвея в кабинете – вообще бы не знала, как себя вести. Представляешь – сидит молодая девка, смотрит в угол и спорит с кем-то, а там и нет никого… Хорошо, Матвей как-то сориентировался, сел рядом, начал что-то говорить, отвлекать, а я быстро Иващенко позвонила, тот приехал и сейчас с ней остался. А Ненашева через пару минут сделалась прежняя – и, кажется, даже не помнит, о чем вообще речь.
– Шизофрения? – спросил Васильков после паузы.
– Я не знаю… похоже, конечно, но… Мы с Матвеем тоже так подумали, хотя… в общем, что делать-то, дядя Слава? – я жалобно посмотрела на заместителя, ища поддержки и совета. – Она классным хирургом может стать, у нее прямо дар, как у Матвея. И вдруг – такое…
– Ты погоди выводы делать, – дотянувшись до моей здоровой руки, Васильков накрыл ее своей и слегка сжал. – Сегодня ты ей такой аврал устроила – тут мало кто бы головой-то не поехал. И прокурор еще с обвинениями, и девчонка эта с лицом в мясо, и ночь в операционной, а до этого Ненашева тоже работала… Погоди с выводами, Деля, пусть сперва психолог разберется. Если надо – давай ее тихонько в диспансер отправим, чтоб без лишнего шума, у меня там знакомых полно, помогут. Обследуют ее по полной, посмотрят, проверят – а там уж… Конечно, если подтвердится диагноз, к столу она не встанет больше. Но консультировать ведь сможет.
Я разрывалась. С одной стороны, терять такого перспективного хирурга было неразумно, а с другой… С другой были клиенты клиники, которых я не имею права подвергать опасности.
Да, дядя Слава прав, нужно ждать…
В диспансер Ненашеву ехать все-таки уговорили – дядя Слава лично пообещал, что все пройдет тихо, без огласки, и даже сам поехал с Ульяной, чтобы проследить за тем, как ее устроят.
Я тоже пообещала, что навещу ее в ближайшее время, и увидела, как в ее потухших глазах засветилось на миг что-то похожее на надежду. Мне же еще предстоял разговор с Иващенко.
Он начал сразу, без долгих предисловий, без объяснений и вводных – да и к чему все это, если я видела все, что предшествовало срыву, и сам срыв.