The Book-Makers

Роберт изобрел, но не сумел извлечь из этого выгоду, технологию, которая позволяла производить (согласно патенту 1799 года) "непрерывную бумагу": она забирала бумагу из рук чановщиков, кушеров и слоевиков и помещала ее на вращающийся ремень машины. Под названием Fourdrinier эта машина вскоре уже гудела на европейских и североамериканских фабриках, производя огромное количество бумаги, но не в виде листов, а в виде петель "неопределенной длины", со скоростью, немыслимой даже для самых искусных мастеров, которые делали бумагу в Европе с двенадцатого века, в исламском мире с восьмого, а в Китае со второго. Машина Роберта стала новой важнейшей главой в шестнадцативековой истории бумаги, которая, по словам перегретого, но небезосновательного историка бумаги Дарда Хантера, "была призвана совершить революцию в цивилизации" и способствовала, помимо многих других последствий, появлению газеты в XIX и XX веках, а вместе с ней и совершенно нового отношения к информации. Но Роберт умер, так и не добившись ни славы, ни успеха, ни даже признания. Учитывая значимость его изобретения, памятник перед церковью в Вернуйе, установленный в 1912 году, кажется, знаменует не память, а затмение.

Подобная несправедливость - ощущение невознагражденной изобретательности и исчезновения из исторической летописи - определила последние годы жизни некоторых других людей, связанных с бумагоделательной машиной. Это была технология, которая, казалось, отреклась от своих истоков. Сен-Леже Дидо (1767-1829) поддерживал ранние эксперименты Робера, но потерял свою бумажную фабрику и бизнес и умер без гроша; Джон Гэмбл был ключевой фигурой в экспорте технологии в Англию, где она впервые расцвела, но его исчезновение из истории таково, что даже неясно, когда именно он умер. Даже Генри Фурдринье (1766-1854), вместе со своим братом Сили (1773-1847), главой фирмы "Фурдринье", о котором история хотя бы немного помнит, стал банкротом, несмотря на успех машины с его именем, и дожил до восьмидесяти восьми лет, "в скромной, но веселой старости" в стаффордширской деревне на подаяния, собранные на благотворительном вечере, организованном газетой The Times.

Отчасти эти нелепые финалы жизни талантливых людей являются отражением нестабильности патентного права того времени, напоминающей Дикий Запад: ранние изобретатели с трудом удерживали идеи, и появлялись подражатели. Это также история о должниках, которые не выполняли обещанные платежи, истощая изобретателя до невозможности: например, император России Александр I, который, как вы думаете, мог бы иметь деньги, но не передал ничего из десяти ежегодных платежей в размере 700 фунтов стерлингов, обещанных Фурдринье после установки двух машин в Петергофе в 1814 году. Но есть и большая правда о том, как великое изобретение обязательно выходит за рамки жизни отдельного автора и, следовательно, предает его.

Роберт размышлял над этим фактом - возможно, конечно, - когда совершал ежедневные прогулки ранним вечером по залитой солнцем площади Вернуйе.

There were writing surfaces before paper: baked clay tablets with wedge-shaped cuneiform marks from c.3000 Урук на территории современного Ирака; папирусные тростники, собранные на берегах Нила, очищенные и слоистые для получения листов, объединенных в свитки; восковые таблички, скрепленные попарно, чтобы получился диптих, или несколько, чтобы получился кодекс (в переводе с латыни - "деревянный блок" или "ствол дерева", что впоследствии означает блок, разделенный на листы или таблички для письма); пергамент и пергамент, изготовленные из шкур животных, обезжиренных, обезволошенных, растянутых и ободранных, но часто с еще видимыми прожилками и волосками. Китайские письмена были найдены у Желтой реки во время наводнения в 1899 году: всего три тысячи штук, датируемых примерно 1300 годом до нашей эры, с надписями на черепашьих панцирях и костях животных. Стремление писать - делать знаки, сигнализировать о присутствии, передавать и хранить информацию - зафиксировано в этом разнообразии субстратов, которое говорит как о технологических инновациях, так и о необходимости использовать все, что есть под рукой.