Тяга к свершениям: книга четвертая

Денег у Майского больше не было и ему ничего не оставалось, кроме как выйти из машины. Возле дверей пенсионного фонда уже скопился народ, ожидая, когда начнут запускать внутрь. Находится в этой толпе Майскому было рискованно; постояв в растерянности с минуту, он сунул руки в карманы и зашагал по тротуару, а через несколько сот метров перешел на другую сторону дороги и, чтобы не примелькаться, принялся вырисовывать замысловатые маршруты вокруг близлежащих домов.

Потихоньку начало светать. Ночью ударил сильный мороз и попадавшиеся навстречу Майскому прохожие, все как один втянув шеи, кутались в свои одежды. Он же, одетый в костюм и легкий осенний плащ с металлическим ружьем за пазухой уже через десять минут окоченел полностью. Майский планировал зайти в пенсионный фонд в десятом часу, может быть даже полдесятого, когда рабочий день уже вовсю начнется, да и народу будет побольше, но продрогнув на улице до костей и не имея возможности заглянуть куда-нибудь погреться ровно в девять уже стоял возле здания. «Главное — не забыть сильнее запрокинуть!», — открыв дверь фонда, вновь напомнил он себе, и зашел внутрь.

Но только оказавшись в помещении, Майский замер на месте. Впереди, в коридорчике, на входе в холл он увидел будку охранников. Как же он мог забыть о ней?! Столько раз представляя себе этот момент, он никогда не задумывался о том, что надо будет проходить мимо охраны. Сознание Майского смешалось, тело затряслось, и такое бессилие вдруг обрушилось на него, что он еле удержался на ногах.

У будки, между тем, находилось два охранника: один сидел внутри, а второй стоял рядом и, развернувшись спиной, читал что-то на прикрепленном к стене стенде. Никто из них не видел замешательство Майского и он, почти уже не отдавая отчета своим действиям, а только где-то внутри понимая, что медлить нельзя, двинулся в сторону холла.

Сунув руки в карманы и опустив голову, Майский постарался затеряться в потоке посетителей. Немыслимыми усилиями он заставлял себя идти дальше; перед глазами все завертелось, расплылось; в ушах стоял тяжелый гул, который, казалось, исходил прямо у него из головы, заглушая собой прочие внешние звуки. Шаг за шагом он двигался вперед, но когда уже был почти в самом холле, зачем-то искоса посмотрел в сторону будки: сидевший в ней охранник наблюдал за ним — взгляды их встретились. Ужаснувшись, Майский отдернул голову и, стараясь сохранять прежний темп ходьбы, пошел дальше, но сделав только пару шагов, услышал сзади себя громкое и твердое:

— Мужчина!

Майский обомлел. Остановившись, он медленно развернулся: вышедший из будки охранник, вытянувшись вверх всем своим телом, смотрел сквозь проходящих мимо людей прямо на него.

— Подойдите на минутку! — решительно обратился он.

В совершенном бессилии Майский приблизился к будке.

— Да?

— Вы к кому направляетесь? — строго оглядывая его, спросил охранник.

— К начальнице отдела социального страхования, — еле шевеля закоченевшей на морозе челюстью, выговорил Майский.

Ничего не ответив на это, охранник наклонился ближе и заглянул ему прямо в лицо. Майского будто контузило: он совсем не чувствовал конечностей, уши заложило, в глазах потемнело.

— Да тут нормально все, — раздался вдруг добродушный мужской голос.

Майский поднял глаза: второй охранник, который до этого изучал что-то на стенде, подошел ближе и приветливо смотрел сейчас на него через плечо напарника. Он вспомнил его — это был тот самый здоровяк с грушеобразным лицом и детским взглядом, у которого он спрашивал кабинет Литовской во время первого своего посещения.

— Я его знаю, — продолжил здоровяк. — Он постоянно ходит.

Его напарник согласно кивнул и вернулся в будку, а Майский, не осознавая до конца, что произошло, молча развернулся и пошел в сторону лестницы (еще накануне он решил для себя, что не поедет на лифте — там было слишком много народу).

Лестница оказалась совершенно пуста и, свернув за угол, Майский почти что побежал по ней. Ступенька за ступенькой он судорожно взбирался вверх, стремясь поскорее оказаться подальше от холла и не обращая уже внимание на ружье, которое совсем ослабилось и теперь при каждом шаге опасно выдавалось из-под плаща. Дыхание Майского сбилось, мысли спутались, а сердце бешено колотилось в груди, так что он ощущал каждый удар. Он понимал, что нужно отдышаться и поправить ружье, но смог остановиться только поднявшись до пролета между третьим и четвертым этажами.

Он затаился и прислушался: ни сверху, ни снизу не доносилось никаких звуков — на лестницы не было ни души. Осознание того, что сейчас внизу для него все могло закончиться, пробрало Майского до костей, но, вместе с тем, он стоял уже на лестнице, и это обстоятельство вдруг вселило в него уверенность и решимость, заставив собраться и сконцентрироваться. Поправив замок-липучку, который уже почти совсем отклеился, он несколько раз глубоко вздохнул, но услышав снизу скрип двери и шум шагов, поспешил дальше, наверх.