Тяжелый пепел

Я не был исключением из этого правила и увлеченно занимался самобичеванием, уже который час ругая себя на чем свет стоит. Ссора с Настей серьезно вышибла меня из колеи. Я уже не раз пожалел о сказанных сгоряча словах насчет судьбы нашего сына. Мог бы и догадаться, дурень, прежде чем молоть языком, как Настя воспримет это решение.

Лесу было наплевать на мои переживания. Он шелестел листвой, стонал, охал и рычал на разные голоса, трещал неосторожно задетыми ветками и вглядывался в меня вспыхивающими, как светлячки, глазами вышедших на охоту мутантов.

Я не боялся их, и не только потому, что был с ними почти одного поля ягода. Мне казалось, сама Зона охраняет меня, хоть я и не мог понять, зачем ей это понадобилось. Когда-то я хотел уничтожить ее и даже был готов ради этого пожертвовать собой, так сильно жгло меня изнутри желание отомстить ей за гибель Насти и моих друзей. Быть может, она знала, что я пал жертвой подлого обмана со стороны Семакина, послужил разменной картой в его жестокой игре и поэтому берегла, любя и прощая мне любые грехи, точно так же, как всякая мать любит и прощает вольно или невольно огорчившее ее нерадивое дитя.

В этой мысли был определенный резон. Я искренне считаю Зону разумной и отношусь к ней, как к живому высокоразвитому организму. Не знаю, разделяют мои взгляды ученые и другие сталкеры или нет, но мне кажется, что все населяющие Зону существа живут внутри нее, как бактерии и вирусы в теле человека. Мы все ее составные части, точно так же, как она является неотъемлемой частью нас самих.

Ветки ближайшего ко мне куста затрещали. В бледном свете выглядывающей из-за облаков луны растение казалось жутким чудовищем. Оно как будто готовилось напасть на меня, а потому подняло кверху косматые лапы, угрожающе покачивая ими из стороны в сторону.

Среди темной листвы мелькнули красные угольки глаз. Я почувствовал на себе настороженный взгляд зверя и краем сознания уловил его мысли. В них не было ничего, кроме замешанного на толике страха жгучего любопытства. Мутант чуял исходящие от меня запахи пота, давно не мытого тела, сгоревшего пороха и оружейной смазки. Так мог пахнуть только живой человек, а зверь, ко всему прочему, шестым чувством улавливал еще и излучаемые моим мозгом аномальные волны. Папашино наследство, будь оно неладно!

Зверь еще какое-то время сопел, втягивая носом воздух, а потом, так и не придя к выводу, кто же перед ним: мутант или человек, попятился, ломая ветки и шелестя листвой. Я же подкинул заранее заготовленного хвороста в костер и вернулся к прерванным размышлениям.

– Я не помогаю потенциальным убийцам моего ребенка.

Эта Настина фраза снова и снова проигрывалась в моем мозгу, как заезженная пластинка. Именно после этих слов я принял решение оставить ее одну. Мог ли я поступить иначе? Был ли у меня шанс все исправить, извиниться перед ней, объяснить, что сам не хочу идти на такие меры и всей душой жажду найти другой выход из ситуации? Ведь он, этот треклятый выход, наверняка есть. Не бывает такого, что существует только один вариант решения спорного вопроса. Всегда должно быть несколько способов преодолеть конфликт, но истерзанный сомнениями мозг зачастую просто не способен их найти. Потому и цепляется за первую пришедшую на ум идею, редко, как показывает практика, самую лучшую и, вдобавок, несущую за собой еще больше трудностей и проблем.

Я покачал головой, наблюдая за тем, как горит валежник. Он медленно превращался в угли, как и моя израненная душа.

Раз за разом прокручивая в уме начало нашей ссоры, я все больше склонялся к мысли, что допустил ошибку, когда задумался о возможности убить нашего сына. Как я вообще смог вообразить себе это? Ведь он не чудовище и не злодей, а просто жертва обстоятельств. Это по моей вине Купрум стал таким, а значит, это я должен отвечать за мои грехи, а не он.

Мне следовало донести эту мысль до Насти, объяснить ей, как я мучаюсь из-за случившегося в инозоне и готов на все ради спасения нашего сына. Она должна была увидеть во мне искреннее раскаяние и решимость идти до конца, чтобы вместе со мной искать варианты выхода из почти тупиковой ситуации. Вдвоем у нас были шансы решить проблему без риска потерять кого-то из нас троих, а поодиночке мы, скорее всего, погибнем, так ничего и не добившись.

Я решил больше не мучить себя напрасными размышлениями. Какой смысл думать о случившемся, если уже ничего не изменить? Надо было раньше дойти до такой простой мысли. Давно бы уже спал, а не пялился в ночную темноту, грызя себя изнутри.