«А если действительно он тут ни при чем?» — подумал вдруг Грязнов, уже откровенно сожалея, что растерял-таки, видно, наработанный свой опыт и внимательно всмотрелся в поникшую голову Губченкова. А тот, почувствовав взгляд уже немолодого, но крепенького на вид мужика, от которого неизвестно чего можно было ожидать, оторвал взгляд от дощатого пола, поднял голову и уже миролюбиво произнес:
— Думаете, не знаю, гражданин начальник, что за хранение ствола полагается? Знаю! Очень хорошо знаю. А тут еще и мой прежний срок…
И он с неподдельным отчаянием махнул рукой.
— Это верно, — согласился с ним Грязнов, — прежний срок и прочее. Однако сейчас речь идет не о простом хранении оружия. Все гораздо сложнее.
— Чего еще? — вскинулся Сохатый, и опять в Грязнова уперся его откровенно злобный взгляд. — Чего еще мне шьете?
«Господи, как в старые добрые времена, — невольно усмехнулся Вячеслав Иванович. — “Шьете”, прочая хренотень».
— Ну, насчет «шьете», это вы, положим, немного поторопились, — спокойно произнес он, — а вот ответить на один вопрос вам придется.
Сохатый молчал, однако было заметно, как напряглись мышцы его лица. Он ждал вопроса и, видимо, боялся его.
— Где вы находились в тот вечер, когда был убит Сергей Шаманин и ранен Евгений Кричевский?
Уточнять, кто такой Шаманин и кто Кричевский, было бы просто глупо, — об этом судачили на каждом углу Стожар, и поэтому Сохатый ответил, не задумываясь:
— Как где? Дома, конечно. Я хорошо помню тот вечер. На другое утро только об этом весь поселок и говорил.
Казалось, он даже удивился столь наивному, по его мнению, вопросу и уселся поудобнее на табуретке, но вдруг его лицо стало меняться, нервным тиком дернулось правое веко, под щетиной выступила краснота, да и в глазах появился неподдельный испуг.
— А что?.. — на выдохе спросил он. — Из этого ствола… и Шаманина, и того парня?..
Вячеслав Иванович не сводил глаз с лица Губченкова. Этот испуг, нервный тик… Талантливый актер или действительно ничего не знал?
Минуты две в комнате стояла напряженная тишина. Неподвижные зрачки Губченкова вопросительно уставились на Грязнова. Наконец Вячеслав Иванович достал заключение экспертизы, пододвинул его Сохатому.
До этого момента с заключением экспертизы его не знакомили.
Несмотря на огромную выдержку, Сохатый трясущимися руками взял со стола подколотые листки. Было видно, как зрачки его бегают по отпечатанным на машинке строчкам.
Наконец-то он дочитал заключение до конца, какое-то время молчал, беззвучно двигая губами, а потом передернул плечами и снова вопросительно уставился на Грязнова:
— А я-то тут при чем? Зачем вы мне это заключение суете? Я говорил уже, пистолет этот мне Кургузый подсунул. Его работа, его… козла поганого.
Казалось, попади сейчас в его руки Семен Кургузое, и он разорвет его на части.
— Хорошо, — согласился с ним Грязнов, — пусть будет по-вашему. В таком случае прочтите и это.
И он протянул ему заключение сравнительной баллистической экспертизы.
И чем дальше читал второе заключение Губченков, тем более Грязнов убеждался, что стрелял в Шаманина не он и что убит Сергей из изъятого у него пистолета, узнал только сейчас.
Лицо Губченкова как-то сразу одрябло, потеряло свою жесткость, на лбу выступила крупная испарина. Какие-то строчки он перечитал дважды, похоже не понимая их смысла, а когда дочитал до конца, безвольно опустил голову и положил протокол на краешек стола.
Молчал и Грязнов.
Молчание затягивалось, и казалось, что прошла целая вечность, прежде чем Сохатый выдавил из себя глухо:
— С-сука!
— Это вы относительно меня? — поинтересовался оживившийся Грязнов.
Губченков опять замолчал надолго, наконец поднял на Грязнова потускневший взгляд и как-то очень уж невнятно пробормотал:
— Вы-то здесь при чем?.. К нему, — кивнул он головой в сторону окна, — к Семену, козлу вонючему.
— В таком случае, вопрос: с какой целью вы приехали в Хабаровск и пришли к нему домой?
— Чего? — словно не понимая, о чем его спрашивает этот незнакомый мужик, переспросил Сохатый и тут же поправился: — С какой целью? Так мы же с ним, с гнидой, кореша старые. В колонии вместе срок тянули, в одном отряде были. Баланду, как говорится, из одной плошки у костра хлебали.
Он замолчал, словно отходя от первого шока, поднял на Грязнова уже более спокойный взгляд.
— М-да, — протянул он, — хлебали, хлебали и дохлебались.
Задумавшись, провел пятерней по волосам, почесал заросший щетиной подбородок и, как бы продолжая прерванный рассказ, который для него самого был неприятен, вздохнул обреченно:
— Прибежал он как-то ко мне…
— Кто?
— Семен прибежал, Кургузый, рожа вся опухшая с похмелья, и говорит: выручай, мол, Петро. Схрончик мой с рыбой да икоркой Маринкин муженек накрыл. Сваливать надо, а деньжат нет.
— Маринкин муженек — это Сергей Шама-нин? — на всякий случай уточнил Грязнов.