Тихий домик

Солдаты поспешили к самым маленьким, отвязывая с дул автоматов воздушные шары. Дети не хотели брать подарки от фашистов, но те смеялись и сами накручивали нитки от шаров на пуговицы их курточек.

Шрейдер медленно шел вдоль шеренги, вглядываясь в детские лица. Ввалившиеся глаза, зеленоватый, нездоровый цвет кожи, рваная одежда, худые, но чистенькие.

— А за ними есть уход! — сказал Шрейдер по-немецки сопровождавшим его офицерам. — Я нахожу, что дети живут здесь, как в доме отдыха…

Он решил проверить, какое выражение глаз у русских детей, о которых Кох говорил, как о сущих дьяволятах.

Шрейдер заметил, что дети старались не смотреть на него…

— Пусть смотрят мне в глаза!.. — приказал Шрейдер по-немецки.

— Надо смотреть господину коменданту в глаза, — перевел первый офицер.

И тогда Шрейдер впервые увидел глаза русского ребенка. Это были серые, с голубизной глаза маленького Саши. Но какими были они жесткими, какими горячими и ненавидящими. Нет, это не были глаза загнанного зверя. Это были умные глаза, осуждающие, скорбящие. Это были глаза, наводящие ужас.

— Почему он так на меня смотрит? — спросил Шрейдер.

Первый офицер перевел вопрос.

Саша молчал и смотрел Шрейдеру в глаза не отрываясь.

— Он немой? Может быть, он больной? Почему он так на меня смотрит?

Офицер опять перевел вопрос Шрейдера.

— У этого мальчика большая травма, — вступила в разговор Зина. — Я подобрала мальчика под трупами взрослых. Они закрыли его своими телами во время расстрела…

Шрейдер кивнул понимающе головой, когда первый офицер перевел ему ответ Зины. Потом достал из кармана плитку шоколада. Долго ее развертывал, громко хрустя фольгой. Потом, не снимая перчаток, отломил две дольки и протянул их Саше.

Саша сжал губы и презрительно отвернулся.

— Знаете, этот мальчик никогда не любил шоколад, — поспешила вмешаться Зина. — Правда, смешно?.. Вот так…

Шрейдер положил шоколадные дольки в карманчик курточки Саши и сказал:

— Он полюбит шоколад!

Саша быстро вынул шоколад и бросил его Шрейдеру под ноги.

Офицеры хотели схватить Сашу, но Шрейдер остановил их. Он усмехнулся и раздавил шоколад подошвой сапога.

Затем Шрейдер спросил у Зины через переводчика:

— Кто руководит этими детьми? Вы?

— Нет, — ответила Зина. — Руководит и детьми и нами Рыжеволова — опытная воспитательница, педагог…

— Педагог! — Шрейдер кивнул. — Пусть она подойдет. Мы будем с ней беседовать…

Вслед за Рыжеволовой они прошли в небольшую комнату. Офицеры сели, а Рыжеволова осталась стоять.

— Где мужчины? — спросил Шрейдер.

— Мужчины ушли. Мы остались одни…

— Куда ушли? К партизанам?

— Нет. Это случилось еще во время эвакуации…

Шрейдер укоризненно покачал головой.

— Нехорошо! Нехорошо обманывать. Вы спрятали мужчин. Вы спрятали евреев. Вы нарушаете инструкции германского командования. И я должен бы вас арестовать… Но я этого не сделаю. Потому что мы с вами коллеги…

— Что вы имеете в виду? — спросила Рыжеволова. — Я не совсем вас понимаю…

— Я преподавал в немецкой школе!

— Ах, вот что…

— Да. И я не хочу с вами ссориться… При условии, если вы будете мне помогать…

— Что я должна делать?

— Воспитывать детей! — подчеркнуто сказал Шрейдер.

— Я этим занималась двадцать лет…

— И занимались неправильно! Теперь мы будем заниматься их воспитанием! Они станут верными людьми национал-социалистической трудовой партии России…

— Что это за партия? — удивилась Рыжеволова. — Первый раз слышу…

— Партия, которая исповедует нашу идеологию, — сказал Шрейдер. — Партия, преданная идеям фюрера…

— У нас нет такой партии.

— Вы хотите сказать, что у вас есть партия коммунистов?.. Так вот. Коммунистов нет. Коммунистов будут расстреливать. А эти дети возненавидят коммунизм. Они будут верными проповедниками национал-социализма! Нам нужны люди, которые помогут от Польши до Урала утвердить нашу власть… В нашем районе отделение национал-социалистической трудовой партии России возглавляет господин Бугайла…

— Что это за глава «трудовой» партии, который никогда нигде не работал? Его знают все в округе как мошенника… — презрительно сказала Рыжеволова.

— Коммунисты нас называют и более резко! — отвечал Шрейдер. — Но Бугайла будет вождем этих детей! Он научит их ненавидеть коммунизм и различать людей по сортам. Люди второго сорта должны трудиться на арийцев. Люди низшего сорта: евреи, цыгане и прочие — подлежат уничтожению. Это же азбука!..

— И это вы называете воспитанием?.. Убийства.

Шрейдер встал, подчеркнув тем самым, что разговор окончен.

— Приступайте, — коротко бросил он офицерам.

* * *

Всем детям и воспитателям велено было собраться в самой большой комнате. На стене натянули простыню. В комнату солдаты внесли кинопроектор. Окна закрыли одеялами. Стало темно.

И вот вдруг во весь экран возникло лицо человека, которого дети никогда не видели, никогда не знали, но который сразу вызывал страх и отвращение…

Холеное лицо, слегка провислые щеки. Тусклые глаза навыкат. Узкие губы сжаты. Низкий лоб наискосок перерезала черная прилизанная прядь. Под носом чернел квадрат усиков, какие носил комический герой Чарли Чаплина.