Тихий домик

— Да, никто ничего не знал, — спокойно подтвердил Никита Степанович. — Знали только я, Павел и отряд Люси Соротки. Мы вправе были думать, не провокация ли это со стороны врага. Выждали. Ничего за этим пока не последовало. Бугайла не дал нам никаких объяснений, мы его и не видели. Сопровождавшие обоз полицаи сказали, что это от Бугайлы. Вот и все…

Сомнений ни у кого не возникло.

В детдоме сразу закипела работа. Стучали швейные машинки, застилались кровати. Дети сжигали старые тряпки, которые заменяли им одежду, облачались в новое.

Еще долго не только дети, но и воспитатели не могли поверить, что появилась возможность есть хлеб со сливочным маслом, соленый борщ, пить чай и даже кофе с сахаром. Восемь штук швейных машин! Для детского дома это целое состояние.

Весело крутились колеса, молниями сверкали иголки, оставляя ровную строчку на белых сорочках, на трусиках из синего сатина.

Сколько восторгов вызвали эти обновки. Ведь дети уже начали было отвыкать от нормальной одежды…

* * *

Как-то ночью Никита Степанович подслушал, вернее, стал невольным свидетелем разговора между несколькими мальчиками в одной из палат. Он слышал горячий шепот.

— Саня! А Сань!.. Как ты думаешь, это все фашистское?

— Может, и фашистское… Только, скорее всего, наше…

— А я думаю, это партизаны нам прислали, и никакой не Бугайла…

— Конечно, он предатель! Такие люди не могут быть добрыми…

— А я знаю, как это было… — послышался уверенный голос. — Партизаны напали на обоз, который Бугайла хотел передать гитлеровцам. Партизаны направили ему в пузо наган и скомандовали: «А ну, предатель проклятый, поворачивай оглобли, вези обоз в детский дом! Ведь это все награблено у нас, у советских людей…» Испугался Бугайла, задрожал весь, но ослушаться не мог, хоть ему и очень жалко было отдавать нам масло и хлеб…

Никита Степанович улыбнулся, подумав, что сочинитель не так далек от истины…

Дети оставались чистыми в своих мыслях, верными великим идеям революции. И в этом, пожалуй, была самая большая заслуга их воспитателей.

Дети сохранили веру в победу над фашистами, в то, что партизаны, советские люди никогда не бросят их в беде.

Днем теперь то и дело слышался звонкий смех.

Дети смеялись, потому что были сыты, довольны, жизнерадостны. Они играли в прежние довоенные игры и в новые в которых зло и остроумно высмеивали Гитлера и фашистов.

Повеселели воспитатели и весь обслуживающий персонал.

* * *

Из очередного похода в Верино вернулась Люся Соротка. Она была очень взволнованна и срочно попросила Павла ее выслушать.

— Что-нибудь важное, Люся? — спросил Павел отважную разведчицу, запирая дверь.

— Важное и серьезное, — ответила Люся.

— Рассказывай, — Павел сел на стул.

— Во-первых, в Верино прибывают войска. Ждут какой-то секретный эшелон… Я смотрела на лица фрицев, на командиров и поняла, что дело очень важное. Никогда они не были такими озабоченными.

— Надо немедленно возвратиться в Верино и проследить, — решил Павел.

— Я и сама это знаю! Но есть еще одно не менее важное известие. Бугайла выследил отряд Скоблева. Он донес Коху, что отряд расположился в деревне Радовши. Если мы не успеем немедленно сообщить в Радовшу, фашисты нападут на партизан большими силами. Это может грозить партизанам тяжелыми потерями…

— Да. Дело серьезное. К партизанам в Радовшу пойдешь ты. Я не могу никому другому доверить такое дело.

— А как же с железнодорожной станцией Верино?

— Туда кого-нибудь еще пошлем…

— Лидию Сову?

Павел покачал головой.

И надо же так случиться, что именно в это время в комнату постучались.

Павел отпер дверь.

На пороге стояла Лидия Сова.

— Запираешься с девушкой? Странно… — игриво сказала она.

— Сейчас не до шуток, тем более таких, — хмуро ответил Павел. — Иди, Люся. И спокойно делай свое дело. Желаю успеха!..

Люся Соротка быстро вышла из комнаты.

— У тебя есть ко мне дело, Лида? — спросил Павел.

— Почему так официально?.. Ты меня избегаешь!.. Живем в одном доме и совсем не видимся, — заворковала Лидия, приближаясь к Павлу.

— Значит, это невозможно…

— Но почему?

— Что тебе нужно, говори быстрее. Я занят…

— Нет лекарств, — сказала Лидия. — Мне необходимо идти в Верино…

— Туда ты не пойдешь…

— Почему? — изумилась Лидия. — Почему ты и твой отец перестали отпускать меня в Верино?

— Значит, мы стали тобой дорожить, — ответил Павел.

— Это чушь! Просто вы мне не доверяете!..

— Без истерик, — заметил Павел. — Ты ведь всегда подавала пример хладнокровия. Помнишь, в Городке, у трупов расстрелянных фашистами людей, стариков, детей?… Ты себя там чувствовала, как в анатомическом театре… Я тогда был поражен…

— Чем же ты был поражен?

— Об этом не сейчас… Я тебе сказал, что мне ты дорога, и в Верино я тебя не пущу…

— Кто же пойдет?

— Зина…

— Хочешь от нее отделаться? — улыбнулась Лидия.

— В этот раз пойдет она.

— Она не достанет лекарств…

— Ты хочешь сказать, что у тебя есть связи с фашистами?

— Я знаю язык…

— Что из этого?.. Прости меня, я занят… Поговорим в следующий раз, — и Павел вышел из комнаты.

— Я тебя подожду!.. — крикнула ему вслед Лидия.

* * *

Павел пошел в палату, где лежали больные.

— Зина, — тихо позвал он.

Вышла Зина.