Тихий герой

Всё это было абсолютно неважно. Здесь имелось главное: материализатор субстрата. То, без чего думосброс не будет думосбросом. То, чего мне не светит научиться создавать своими силами.

Ментал — реальность, плывущая обособленной твердью относительно нашего мира. Имеется несколько планов этого бытия: от незыблемых каркасов абстрактных построений до пластичных миров творческой фантазии. Там находится место и запутанным чертогам разума, и диким глубинам бессознательного, и вязкому болоту безумия. Здесь — самые близкие врата, ведущие за парадоксальную грань сновидений или на безбрежные равнины Астрала.

Ментал — это *иная* реальность. Она ортогональна обычному миру вещей. Нет ничего удивительного в том, что по вселенной разума обычно путешествуют лишь при помощи другого разума. Простейшая легилименция беззащитных маглов доступна каждому третьему волшебнику.

Но лично для меня до сих пор является непостижимым способ, которым совершенно нематериальную часть ментального мира — память — превращают во вполне материальную жидкую субстанцию — тот самый серебристый субстрат, которым наполняются «флакончики с воспоминаниями» в думосбросах. Не все разделяют моё удивление или вообще находят здесь что-то достойное внимания, но… думосбросы умеют мастерить лишь очень немногие волшебники с довольно специфическим даром.

Даром, чем-то похожим на умение вытащить небольшую вещицу из-за сонной грани в реальный мир, вдруг пришла мне в голову догадка.

— Это дорогой подарок, мистер Лавгуд, — сказал я.

— Так же, как и твой, — возразил Ксенофилиус. — Мы обменялись тем, что у каждого получается делать лучше, чем у других.

А я ещё удивлялся, откуда у Лавгудов в спальне дочери такая ценная вещь, как думосброс. В Хогвартсе я видел ровно один артефакт — в кабинете директора. Возможно, ещё один имеется у Снейпа, и в лучшем случае третий — резервный — где-то в надёжном месте. На всю общебританскую школу волшебства.

— Бери, Гарольд, — придвинул ко мне «тазик» Ксенофилиус. — Я убеждён, что Пандора подарила бы его именно тебе.

— Спасибо, мистер Лавгуд, — я накрыл основу тканью. — Пусть полежит у вас в комнате до вечера.

— Так, ну а теперь мой подарок, — Луна вручила мне свёрток, давно удерживаемый наготове. — И изволь сидеть сегодня в ней, а не в твоих синих штанах.

Это оказалась парадная мантия. И сделана она была отнюдь не в мастерской мадам Малкин. Я посмотрел наверх.

— Это я шила, — согласно кивнула Луна. — Нравится?

— Как ты догадалась? — я рассматривал лацканы и вставки из странного тёмно-фиолетового материала, в бездонной глубине которого виднелись миллиарды маленьких золотистых солнц.

— Ну что за странный вопрос, — терпеливо вздохнула подруга. — Ты знаешь, где искать такие ответы.

— Прости. Ты очень талантливо её смастерила. О, да тут и вышивка есть.

— Меня мама учила, — Луна вдруг отвернулась и вытерла лицо рукавом. — Лук попал. Ты будешь уже её надевать? Нужно окончательно подогнать.

— Обязательно.

Я с удовольствием надел обновку и безропотно позволил себя помучить подгонкой невидимых мне недочётов. Многому ли научишься в шесть-семь лет? Швейную машинку, перенесённую в комнату Луны, я заметил ещё в ноябре, но не понял, для чего она понадобилась. Всё это время подруга сначала осваивала новую науку, а потом шила подарок.

Пока из неё не вырасту, буду носить. Неважно, что скажут знатоки моды. Мне нравится. Крой нездешний, но мне знакомый. Когда-то мне северяне похожую сшили.

— Луна, я…

— Не трудись, я и так вижу, что тебе понравилось. Давай уже свой подарок.

— Ага… Вот. Не знаю, как их назвать, так что…

— Нет, — протянула Луна. — Они не хотят называться «глайдеры». И «слайдеры». И «скейтеры». И «скимеры». И «слизеры». И…

— «Слизеров» точно не надо. Пусть пока побудут «скользерами». В общем…

Я нацепил «скользящие» накладки на свои ботинки и продемонстрировал простейшую езду по кухне.

— Потрясающе! — отозвался Ксенофилиус. — Гарольд, ты сделал то, что в своё время не удалось *вымыслить* мне: коньки, не требующие льда. Идея была прекрасная — наша речка никогда не замерзает, а покататься хочется. Но конструкция никак не желала получаться устойчивой.

— Давайте быстрее съедим гуся! — вернула беседу в практическую плоскость Луна. — Мне не терпится на них покататься.

— Боюсь, тебе сначала придётся научиться на них ходить, — расстроил её планы отец. — А перед этим — стоять и не падать.

Я согласно кивнул. Всё верно. Мне удалось немного освоить коньки, пока я отлаживал обратную связь управляющего контура. Но ушёл вперёд недалеко — учиться ездить мы всё равно будем вместе.

— Тогда тем более нужно подкрепиться. Саргас, ты сколько этих «скользунков» сделал?

— Две пары, тебе и мне.

— Делай сразу ещё две.

— Э-э…

— Это голос неизбежности. Садимся уже за стол!

* * *

— … Поприветствуем ещё раз наших дорогих гостей! — закруглил свою речь Дамблдор, сорвав жидкие аплодисменты. — И да начнётся пир!