Тихий солдат

Младший сержант, обескураженный тем, что только что случилось, решил, что задержание этих двоих было вызвано не служебными целями, а всего лишь потому, что за их счет можно было поживиться – и коробки со сладостями, и автомобиль, и целый рюкзак с великолепным оружием.

Теперь, рассуждал младший сержант, самое время избавиться от этого типа. Разве что, у того нет с собой документов! Ну да капитан разберется! Привезут в штаб, сдадут под караул, а там как-нибудь образуется. Хорошо бы самому досталось что-нибудь из коробок! А то капитан как будто от барских щедрот раскидал им по пригоршне ирисок, и сам муслякает во рту эти приторные конфетки! Впрочем, что тут еще возьмешь! Автомобиль? Таким, как младший сержант, подобного рода трофеи не достаются! Да и вообще сомнительное это дело. Куда его денешь – намаешься с ним. Кто-нибудь да отнимет! И у того же капитана! Сейчас многие рыщут тут по побережью, что бы такое эдакое домой утащить! А ведь военные трофеи – дело куда более сложное, чем даже сама служба!

Он уже слышал, как один интендантский подполковник орал по телефону на кого-то, что в ближайшие дни потребуются целые эшелоны на родину для «особых грузов». Что за «особые грузы» младший сержант, если и не знал, то догадывался – добра тут сохранилось много, разбита была лишь крепость и город. Все же остальное, тянувшееся к западу вдоль побережья, сохранилось. Взять хотя бы замок того барона, где они ночевали! Да на него одного вагонов десять понадобиться – чтобы все в сохранности довезти. А кто этим будет заниматься? Не СМЕРШ же! Интенданты, специальные группы «учета трофейного имущества»! Их так теперь называли. К ним приписали замполитов, писарей, водителей, новобранцев из пехоты: грузчики-то нужны! Война еще не кончена, а уже вон как! Так что, автомобиль, ранец с оружием, даже коробки эти чертовы – все так и должно быть. Каждому свое!

Однако же младший сержант помнил еще долгие рассказы бабки о том, как возвращались солдаты с войн раньше, при царе-батюшке – с худым «сидором» за плечами. Ну, может, какой отрез жене привезут, матери чего-нибудь, сестрам, бате…, все по мелочи. Налегке возвращались. Бабка ругалась, что все безобразия начались с Первой мировой войны. Вот когда потащили-то! Из плена даже везли, от австрияков, от венгров, через всю Европу топали, с империалистической. Попали в гражданскую, там пощипали, пограбили… Кому повезло, тот нажился, а кто и голову сложил, и все через то трофейное добро!

Когда он призывался в марте прошлого года, по возрасту, так бабка, старая уже, кривым пальцем грозила ему – не бери, парень, чужого, не будет тебе с него добра! Либо, говорила, сам лихим станешь, либо лихому достанешься. Но глаза у него разбегались, и руками многое перещупал, да боялся, что возьмет не то и наживет неприятности. Вот ведь поймали старшего сержанта с машиной, с оружием, с ирисками… Теперь как возьмут да под трибунал, а там, чего доброго, расстреляют или прямиком отсюда в Сибирь, в теплушке-то, под охраной! В штрафники, говорят, уже не записывают – война к концу идет. Эх! Трофеи дело генеральское! А может даже и маршальское! Наше дело – сторона. Разве что, мелочь какая-нибудь! Ну, то, что в «сидор» или в карман спрятать можно.

Младший сержант под впечатлением этих мыслей, на одной из вынужденных остановок в растущих пробках на узкой дороге, даже не удивился, когда Тарасов дружески хлопнул его по плечу и сказал:

– Гляди, земеля, часы идут!

Он сразу сообразил, о чем говорит арестованный, потому что знал, что многие тайком даже обыскивают трупы немцев в поисках наручных часов, портсигаров, перочинных ножиков с золотыми крестиками, вроде как, швейцарских, золотых перстенечков, кулончиков и прочих забавных мелочей. Каждый ведь понимал, как и он несмотря на бабкины страхи, что просто обязан вернуться на родину не с пустыми руками, то есть с гостинцами, и тем самым хотя бы частично оправдать годы разлуки, тоски. И еще – если и не вернуть то, что утеряно, украдено, взято силой, то хотя бы унять тяжелую обиду за все за это! Ведь и в прошлые войны, припоминала та же бабка, гостинцы-то все же везли… Он опять вспомнил о худых «сидорах» за плечами у полуразутых солдат в далекую бабкину юность, об отрезах на платье жене, о сережках, колечках, монистах и о прочих трофейных драгоценностях – солдатских скромных радостях.

– Вон видишь, офицер идет…белобрысый? – с усмешкой бросил Павел, – Давай ошмонаем! У этого точны котлы имеются! А, может, еще чего! Рожа наглая! Сразу видно – сверхчеловек!

В плотной группе холеных, хоть и потрепанных уже, офицеров действительно выделялся высокий, загорелый блондин с плетенными майорскими погонами. Было ему на вид лет тридцать, длинноногий, чуть сутуловатый, с волчьим, недобрым взглядом серых глаз.

– Айда! – крикнул Павел и первым ловко выпрыгнул из кузова на шоссе.

Младший сержант вспыхнул от неожиданности и грузно полез из машины на дорогу. На всякий случай он снял с плеча автомат и, тяжело дыша, догнал быстро идущего к немецким офицерам Павла.