Тихий солдат

– Я тебе на ефрейтора подписал приказ, Клопин, а теперь меняю его, не глядя, на три наряда вне очереди…, когда вернемся в штаб. Понял?

– Так точно, – уныло ответил рядовой Клопин и с лютой ненавистью посмотрел на Павла.

– Собираться всем! – холодно, отрывисто приказал капитан и, не повернув головы, прошел мимо Павла к выходу на двор, – Достаньте немца из подвала и к машине. Также как вчера, колонной. Две минуты на сборы, бездельники!

«Однако же глаз-алмаз у капитана! – хмуро думал Павел, – Сапожки мигом заметил! Как же он меня тогда-то не запомнил? Небось, всех уже мертвецами считал, когда шли? А чего мертвецов запоминать?»

Выехали на голодный желудок, Павла и мрачного Альфреда, оставившего в подвале павловы обмотки, вновь посадили в кузов и окружили со всех сторон. Ехали молча, позади тащился немецкий вездеходик с поднятым верхом.

Всю ночь хлестал дождь и бушевал северный ветер. Заметно похолодало, на дороге валялись обломанные ветки от деревьев, блестели в кюветах глубокие, мутные лужи. Все ёжились, жались друг к другу. Настроение было отвратительным, раздражение буквально витало над головами солдат. Они тихо переругивались, полоща на холодном ветру густой, тяжелый мат. Небо, низкое, затянутое тучами, не предвещало ничего хорошего.

Очень далеко, где-то на западе, раскатисто и трубно били орудия.

– Добивают гадов! – зло сказал младший сержант, у которого под глазами появились усталые мешочки, а кожа посерела.

Он ударил ногой в ногу немца и, недобро усмехнувшись, добавил:

– Слышь, фриц! Ваших добивают! Мы из вас барабаны будем теперь делать. Лично на параде в столице в такой барабан буду палочками лупить! Бух-бух! Там-там!

Двое или трое захохотали. Альфред отвернулся и стал мрачно смотреть в сторону. Павлу вдруг сделалось очень горько от стыда – ведь это он сначала обнадежил этого немца, взяв его в шоферы и будто бы обещая защиту, как победитель, а потом отнял сапоги в подвале. Теперь же как будто заодно с этими…, с дураками из СМЕРШа. Да были бы офицерами, а то ведь так – дырявые котелки с ушами! Зубоскалят, черти! Сами не знают, чего несут!

Он опять вспомнил о том офицере, которого убил по приказу Куприянова во время днепровской операции, и ему стало еще гаже на душе. Да вот и капитан со своей горошинкой на виске едет в кабине, и не дотянуться до него! Кто же тут враг, кто друг? Разве так можно? Вроде бы, война! Все ясно должно быть. А тут в голове какая-то каша тихо кипит все время! Варится, варится, никак не сварится! И сапоги жмут! Чертовы фрицовы сапоги!

Навстречу машинам потянулись длинные, узкие колонны обезоруженных немцев, медленно шедших на восток в сопровождении редкой охраны из русских солдат, вооруженных большей частью мосинскими винтовками. Немцы шли, тихо переговариваясь и косясь на машины, а их, и людей, и машин, становилось все больше и больше, они уже вытягивались в бесконечную колонну, которая беспокойно гудела на одной низкой, басовитой ноте, будто пчелиный улей. В кузовах машин сидели солдаты-победители, озорно и самоуверенно поглядывая сверху на серую ленту поверженных.

Вдруг Альфред взволнованно приподнял голову, сделал попытку приподняться, но один из солдат, крепкий, косоглазый, с силой толкнул его прикладом автомата в грудь. Однако Альфред громко выругался по-немецки и резко свесился за борт. Солдат ухватил его за край распахнутого кителя и грубо потянул на себя. Альфред, беспомощно отбиваясь, пытался разглядеть что-то сзади, и как будто ему это даже удалось. Он заорал во всю глотку:

– Herr Hauptmann! Herr Hauptmann! Das bin ich! Alfred Adler!

Павел увидел, как один из немецких офицеров в длиннополой шинели, шедший в колонне, невысокий молодой брюнет, удивленно оглянулся и вдруг приветливо махнул рукой, затянутой в черную перчатку.

Альфред пронзительно взвыл по-волчьи, задрав кверху голову, энергично выгнулся всем своим тонким, жилистым телом, оттолкнулся ногами от сапог солдата и резко вскочил. Он развернулся к кабине и стал греметь кулаками по крыше.

– Моя компания, моя компания! – кричал он в отчаянии.

Младший сержант и косоглазый солдат кинулись к нему, навалились на плечи и стали тянуть назад. Ближайшая колонна плененных немцев и два охранника с винтовками удивленно задрали головы, наблюдая за этой странной сценой. Полуторка, качнувшись вперед по инерции, остановилась. Капитан распахнул дверь и выскочил на подножку, на его лице был написано крайнее возмущение.

– Чего орешь! – рявкнул капитан.

– Моя компания, моя компания! – уже тише, с мольбой и в голосе и в глазах причитал Альфред, выкручиваясь из рук солдат.

– Бешеный какой-то, товарищ капитан! – сопел, краснея младший сержант, с трудом удерживая немца за шею согнутой в локте рукой.

Капитан привстал на цыпочках и внимательно всмотрелся назад. Темноволосый гауптман опять махнул рукой и даже будто бы приветливо улыбнулся. Капитан задумчиво перевел взгляд на тяжело дышавшего Альфреда, потом опять на гауптмана, и вновь на Альфреда. Он о чем-то сосредоточенно думал.

– Твои что ли? «Компания», это вроде как рота у вас. Ротный это твой?