Тимур. Тамерлан

Он улыбнулся. Он улыбался в редких случаях. Например, когда речь заходила о молоденьких девушках или хороших лошадках, и тогда лицо его ненадолго озаряла улыбка, способная немного ослабить ненависть мирзы Искендера к своему повелителю. Но ещё улыбку этого чудовища неизменно вызывали построенные по его приказу башни из человеческих черепов, вид свежеснятой человеческой кожи и в особенности почему-то отрубленные половые органы.

Улыбка исчезла.

— Что-то я опять разгулялся. Вижу, не уснуть теперь. Раскладывай свои бумаги и перья, я хочу говорить о вечном и вещем.

Искендер послушно занялся приготовлениями к записыванию, он аккуратно разложил листы бумаги, откупорил склянки с чернилами, распахнул ларец, содержащий перья, калямы[64]

и ножички различной величины в зависимости от предназначения. Бумага была превосходная, китайская, по краям изрисованная узорами, зеленью и цветами. Рядом он положил простую — для чернового варианта. Наконец, когда всё было готово, Тамерлан кашлянул и, выпив ещё глоток айрана, начал диктовать.

Глава 2

Тамерлан-Намэ

— В прошлый раз мы, кажется, остановились на том, как я усмирял Кара-Юсуфа? — спросил Тамерлан.

— Осмелюсь возразить, — сказал мирза Искендер, — что мы продвинулись гораздо дальше и закончили тем, что вы одержали полную победу над Баязетом.

— Разве? Ну-ка, прочти последние строки.

— «Я отрядил различные части моей армии, одну — в поход на Румское царство, другие — охранять посты, воду и провиант. Сам я двинулся по дороге в Анкуриах[65]

, а Баязет во главе ста тысяч воинов, наполовину всадников, наполовину пеших, вышел мне навстречу. Завязалось сражение, и я его выиграл. Баязет был побеждён, взят в плен и приведён ко мне. Наконец после семилетней войны я возвратился победителем в Самарканд». Именно здесь мы в прошлый раз остановились. Вероятно, дальше последует рассказ о заключении мира с царём Грузии?

Тамерлан задумался и долго ничего не отвечал. Наконец лицо его разгладилось, как бывало всякий раз, когда он принимал какое-либо определённое решение, и он произнёс:

— Возьми чистые листы. Описание моих военных подвигов мы продолжим в Китае. А теперь я хочу, чтобы ты начал записывать нечто иное. Я буду говорить, а ты слушай и, как обычно, придумывай, что можно оставить и как это превратить в красивое описание. В конце концов, видать, и мне придётся когда-нибудь умереть. Да-да, не смотри на меня так удивлённо. До недавних пор мне всё казалось, вот явится тень Пророка и скажет: «О великий покоритель Вселенной! Аллах распорядился так, чтобы тебе жить вечно и не знать смерти, дабы ты мог и впредь завоёвывать страны и держать их в покорности, строить мечети и ниспровергать идолов». Но сны… Сны не дают мне покоя всё последнее время. Они предвещают нечто недоброе, и я теперь даже боюсь начинать задуманный великий поход на Китай. Вот ты погляди, как получается, — раньше я никогда не задумывался, время или не время начинать поход. Садился себе на коня и — вперёд, только копыта сверкают. И ни одна сволочь не могла мне встать поперёк дороги. Я сам был себе и Аллах и господин, и лишь моя воля управляла всем. А вся эта свора прорицателей и звездоглядов, дабы оправдать своё дармоедство, начинала выдумывать, будто это не так. Мол, звёзды располагались удачно и благоприятствовали мне. Чушь! Плевать мне было на звёзды. Самая яркая из них горела в моей башке, а самая горячая — в груди. Хотя, надо сказать, я давно заметил одну свою особенность. Сны. Я их иногда вижу такие, какие никому и не снились. Пчелу им в задницу, но мои сны всегда возбуждали меня на подвиги лучше всякой хорзы[66]. Бывало, приснится что-нибудь этакое, голова закружится, проснёшься — так и тянет сесть на коня и мчаться покорять людишек. И какая только причудливая пакость не приснится, иной раз вспомнишь — диву даёшься.

Тамерлан увлёкся и продолжал свои словоизвержения. Мирза Искендер глубоко вздохнул и начал записывать: «При начале всякого дела я неизменно вверял себя воле Аллаха и не интересовался, соответствует ли данный момент началу задуманного мною дела. Однако звездочёты всякий раз обнаруживали, что любое своё дело я начинал именно в соответствии с благоприятным расположением звёзд на небе. Кроме того, примечательно, что исход каждого задуманного мною дела бывал мне заранее известен, поскольку сны безошибочно предрекали мне грядущее».

— Я гляжу, ты уже начал писать? — прервался эмир. — Прочти-ка, что у тебя там получилось?

Мирза послушно исполнил приказ и медленно прочёл написанное.

— Очень неплохо, — похвалил Тамерлан.

— Четыре раза встречается слово «дело», — почесал затылок тупым концом каляма Искендер. — Когда буду переписывать начисто, исправлю.

— А я и не заметил, — сказал Тамерлан. — Ты это, внимательнее записывай, да покрасивее! Но вообще-то как пишешь ты, мне нравится больше, чем все эти непролазные и велеречивые красивости Гайасаддина[67]. Иногда мне кажется, что этот Гайасаддин — попросту дурак, хотя я и благосклонен к нему за то, что он придумал для меня титул «прибежище вселенной».