Тёмный

В руках он теребил сероватый лист, который ему всучил молодой следователь. Герман с трудом мог вспомнить его лицо, а фамилию и подавно. Благо в повестке указано, к кому и в какой кабинет. Только вот переступить порог казенного помещения оказалось трудно…

Словно на стыке двух эпох: совдеповский линолеум и покрашенные стены мирно уживались с электронным турникетом на проходной. Рядом глухая каморка с маленьким окошком. Казалось, воздух здесь остался еще с былых времен, нетронутый благами научно-технического прогресса — не подслащенный ароматизаторами и натуральными освежителями, спертый, канцелярский, одним словом — казенный.

— Вам к кому? — прогремела каморка.

Герман оторопел. Разговаривать с безликой будкой ему не доводилось. Через маленькое окошко, в которое пролезет от силы ладонь, рассмотреть собеседника невозможно. Кто скрывается за этими стенами? Щуплый старик или громила робот-полицейский? А вот сам гость, наоборот, весь на виду.

— Да вот. — И Герман протянул бумажку.

— Паспорт! — потребовала будка.

Каморка затянула в себя паспорт через маленькое окошко, что-то зашуршало внутри. Герману стало не по себе от подобного общения.

— Вызывайте, телефон слева, — раздалось из глубин, и каморка выплюнула паспорт обратно Герману в руки.

Герман послушно плелся за вышедшим к нему навстречу следователем по запутанным узким коридорам еще дореволюционного здания. Мелькали грязно-коричневые двери с однотипными табличками. Наконец, они остановились возле одной, с номером «107».

Следователь открыл ключом дверь и жестом пригласил Германа внутрь.

Он вошел в комнатку, настолько тесную, что по сравнению с ней методкабинет в университете показался хоромами. И оттого еще более удивительным было видеть, как в этот малюсенький клочок квадратных метров смогли вместиться два рабочих стола, стеллажи, заваленные папками и бумагами, два сейфа — по одному на каждое место, и при этом еще нашлось пространство для стульев, по всей видимости — посетителям. Следователь зашел за один из столов, что по левую руку от двери, и уселся на кресло. Герману же предложил стул напротив. Второй стол пустовал, но не в том смысле, что был девственно чист, — просто хозяин его, наверно, пропадал на срочном выезде. Сам же горемычный и не первой свежести предмет офисной мебели был плотно уставлен стопками бумаг, газет и скоросшивателей.

— Так, что там у вас? Повестка? А, да-да, — проговорил молодой человек, рассматривая бумажку, которую Герман протянул ему, сам не зная зачем, — Герман Петрович, здравствуйте-здравствуйте!

Следователь повернулся к стопке папок, которая возвышалась на столе и не рухнула до сих пор только потому, что опиралась на стену — будто ползущая по ней башня, тянулась к потолку, прирастая каждый день по папочке да по бумажке. Гришин пробежался пальцами по корешкам скоросшивателей, остановился на темно-фиолетовой папке, ухватил ее и ловко вытянул из чудом устоявшей конструкции.

Герман отметил, что папка довольно толстая и выделяется из всех остальных тощеньких картонных папочек для бумаг с матерчатыми серо-палевыми завязочками.

Следователь пролистывал вкладки, чему-то кивал. Просмотрев материалы, он поднял взгляд на посетителя:

— Ну что ж, Герман Петрович, у следствия есть несколько вопросов к вам по делу Мартынова Олега Ивановича, знаком вам такой?

— Да, конечно!

Следователь что-то набил на клавиатуре, которая с трудом просматривалась из-за горы бумаг, и снова поднял глаза на допрашиваемого.

— Вы согласны отвечать на вопросы?

И далее Гришин со всей серьезностью заученными фразами разъяснил Герману, что тот имеет право отказаться свидетельствовать против самого себя или близких. Кроме того, показания могут быть использованы в качестве доказательств по уголовному делу. Тут уж у Германа совсем перехватило дух. Подобные сцены ему доводилось видеть только в кино. Себя он и представить не мог в роли допрашиваемого свидетеля. Правда, ощущал он себя как полноценный обвиняемый. Масла в огонь добавило еще и столь избитое и заезженное по телевидению, но имеющее невероятную силу звучания в жизни словосочетание — «уголовное дело».

Гришин продолжал монотонно, со скучающим видом вещать сухим канцелярским языком о том, что даже в случае отказа от всех показаний они все равно могут быть использованы в деле, за тем лишь исключением, если сии вдруг «будут получены с нарушением требований уголовно-процессуального кодекса». На этих словах следователь поднял глаза на Германа и, видимо, обеспокоенный нездоровой бледностью посетителя решил добавить:

— Да вы не переживайте, нарушать мы ничего не будем!

Как только посетитель перевел дыхание и кивнул в знак согласия, молодой следователь приступил к беседе уже с большим интересом:

— Вы были дипломным руководителем Мартынова, так?

— Да.

— Вы догадываетесь, наверно, в связи с какими обстоятельствами я вас пригласил? — Следователь выждал паузу и после того, как Герман кивнул, продолжил: — Расскажите, пожалуйста, что вам известно о случившемся?