Тёмный

Герман смотрел, как солнечный зайчик играет на светлых, коротко стриженных волосах следователя. Как переливаются те под лучами. И думал, как дико выглядит эта почти киношная, лощеная внешность в казенных стенах. Как свисающая паутинкой побелка на потолке вот-вот спланирует на эти широкие плечи, которым впору примерить костюм бэтмена, нежели оседающую многолетнюю пыль.

— Я вас слушаю, Герман Петрович, — поторопил Гришин.

— Да, собственно, почти ничего, — растерянно заговорил Герман, — то же, что и всем в университете. Пришел в тот день утром на работу, а мне и сообщили, что он покончил с собой.

— Кто сообщил?

— Аспирантка, Ольга Семенова. А потом и от заведующего кафедрой узнал.

— Вы читали лекции на курсе, где учился Мартынов?

— Да.

— Нареканий к студенту не было?

— Нет.

Герман чувствовал себя роботом, который может только и отвечать односложными «да» и «нет». Вся ситуация казалась абсурдной. Он вжался в стул, будто мысленно вернулся в те дни, когда, будучи студентом, отвечал на экзамене так же коротко, чтоб, не дай бог, не уйти в какие-нибудь неизвестные дебри и не быть пойманным тут же преподом на малоизученном вопросе. Лучше отвечать четко и по существу — шаг вправо, шаг влево — расстрел!

В воздухе раздавался размеренный стук по клавиатуре. Набирал следователь не так быстро, поэтому пауза немного затянулась. Затем еще пара дежурных вопросов увенчалась такими же дежурными ответами. Гришин оторвался от компьютера, подпер руками подбородок и пристально посмотрел в глаза Герману.

— Как близко вы знали Мартынова?

Хлопнули двери соседнего кабинета, за стенкой забухали два мужских голоса, перекидываясь короткими репликами. А в глаза бил солнечный луч сквозь незашторенное окно. Герману хотелось отвернуться, укрыться то ли от ослепляющего света, то ли от сверлящего взгляда следователя.

— Почти так же, как и других студентов.

— Насколько плотно вы работали с Мартыновым?

— Да… Нормально. Плотно, но не так чтобы, — Герман поймал себя на мысли, что не так-то и легко ответить на простой, казалось бы, вопрос. Он и не задумывался раньше над тем, кому и сколько времени уделяет. Ученики все разные, с кем-то приятно работать, что уж тут скрывать: от человеческих симпатий никуда не денешься. Да и некоторые нерадивые студенты показывались только на «процентовках» и защите. Без особой надобности в университете их днем с огнем не сыщешь. Олег — дело другое. Он горел интересом, постоянно приходил с новыми вопросами и идеями.

— Ваши коллеги утверждают, что вы занимались им гораздо плотнее, чем остальными студентами, — возразил следователь, глядя Герману в глаза.

— Ну почему же? — Герман, сам того не замечая, оттянул рукава свитера так, что руки полностью скрылись, словно в вязаном чулке, а в кулаках жамкалось по приличному шерстяному кому. — Дипломников у меня несколько. Просто Олег идет… в смысле, шел на красный, вот и приходилось чуть больше времени уделять. А так… у меня ведь каждый год дипломники — все разные, и способных бывает много.

— Угу. — Гришин с задумчивым видом, не сводя глаз с посетителя, откинулся на спинку кресла.

Плечи следователя при этом расправились, и перед Германом предстала во всей красе крепкая, пышущая здоровьем и силой грудь, в меру обхваченная трикотажным джемпером. Под натиском молодости Герман ссутулился еще больше. На фоне спортивного, статного Гришина он с новой силой ощутил ущербность своей тщедушной, словно вытянутой вверх жевательной конфетой, кисельной фигуры.

— Какого рода отношения между вами были?

— Обычные… какого рода могут быть отношения у преподавателя и ученика?

— В наше время — самые разные, — парировал Гришин и выжидающе смотрел на Германа.

— Кхм-кхм… я что-то не совсем понимаю, в каком смысле?

— Да в самом прямом, Герман Петрович. Не маленький вы уже, чтоб вам такие вещи разъяснять. В интимных отношениях состояли с Мартыновым?

— Н-нет.

— Предлагали? Или, может, он предлагал?

— Да нет же! Что вы такое говорите? — вспылил Герман.

— Ну спокойнее, Герман Петрович, — с равнодушным видом ответил Гришин, — у нас следствие, тут не до приличий. Понимаете, мы должны выяснить все обстоятельства, рассмотреть все варианты. Я просто обязан задать вам подобные вопросы. Тем более что…

Гришин не договорил, лишь поднял густые, четко очерченные брови и глянул на Германа так, словно тот и сам все понимает.

— Что? — переспросил Герман. — Что тем более?

— Имеются такие опасения, — коротко ответил Гришин и тут же задал новый вопрос: — А поведение Мартынова в последнее время какое было?

— Нормальное, как всегда.

— Он рассказывал о своей девушке?

Герман махнул головой, но в памяти всплыл сумбур серого промозглого дня похорон, и добавил:

— Он не рассказывал, но вот на похоронах одна студентка обронила, что появилась какая-то подружка у него.

— И вы не видели ее?

— Да нет, говорю же, не видел, и не рассказывал он. Да и зачем ему рассказывать мне о своих подружках? Я же дипломный руководитель, а не приятель все-таки.

— То есть вы утверждаете, что общались вы только по учебе.