Типы прошлого

Я собирался уже ѣхать изъ Бадена; неожиданная встрѣча измѣнила мои намѣренія. Проходя однажды послѣ обѣда по гулянью, я подошелъ купить сигаръ въ табачной лавкѣ, по сосѣдству стараго каштана, извѣстнаго подъ кличкой "русскаго" дерева. Въ тѣни его засѣдало, по обыкновенію, довольно многочисленное общество, дамы кружкомъ за небольшимъ столикомъ, мущины рамкой вокругъ дамъ. Къ послѣднимъ примыкалъ какой-то господинъ въ андалузской шляпѣ и розовомъ галстукѣ, сидѣвшій на балансѣ, на переднихъ ножкахъ своего стула, въ весьма неловкомъ и даже небезопасномъ для него положеніи. Но пододвинуть стулъ свой впередъ, поближе къ кружку, онъ какъ будто не рѣшался, какъ не рѣшался, повидимому, и ввернуть свое слово въ общій разговоръ, а ограничивался какими-то невнятными мычаніями и тѣми блуждающими улыбками, которыя такъ предательски выдаютъ человѣка, чувствующаго себя по той или другой причинѣ не по себѣ.

"Гдѣ это я видѣлъ это лицо?" думалъ я, расплачиваясь съ обязательнымъ лавочникомъ, который, въ видѣ преміи за забранныя мной сигары, предложилъ мнѣ получить даромъ пачку папиросъ Лаферма: Русскаго, извѣстно, этотъ народъ верхнимъ чутьемъ чуетъ.

Розовый галстухъ вскочилъ внезапно съ мѣста, какъ бы несказанно обрадовавшись. Стулъ его будто только того и ждалъ: грохнулся, подломанный, на асфальтъ тротуара. Весь кружокъ всполошился; кто-то вскрикнулъ, всѣ обернулись. Какая-то госпожа, съ библейскимъ типомъ лица, глянула чрезъ плечо на виновнаго, потомъ на свою сосѣдку, крупную блондинку, какъ бы спрашивая: d'où sortil, ce quidam? Блондинка, дама очевидно петербургскаго происхожденія, презрительно повела губами.

Но виновный ничего уже этого не видѣлъ. Онъ стремился во мнѣ съ распростертыми объятіями.

— М***, вы ли? Боже мой, сколько лѣтъ, сколько зимъ!

Нельзя было ошибиться: эта мягкая рѣчь, этотъ сдобный баритонъ могли принадлежать единственно просвѣщенному г. Секкаторову.

Дѣйствительно, это былъ онъ, значительно облысѣвшій и потучнѣвшій. Что же дѣлать? Видно и съ Секкаторовымъ безпощадно время.

— Свѣжо преданіе… Давно-ли мы, кажется, съ вами въ Москвѣ… какъ я, право, радъ!… восклицалъ онъ между тѣмъ, подхватывая меня подъ руку и таща за собой въ сторону противоположную "русскому" дереву.

"Плохо, видно, приходилось тебѣ тамъ" подумалъ я, поневолѣ слѣдуя за нимъ:- "не изъ чего бы, кажется, приходить въ телячій восторгъ".

— Вы откуда и куда? спрашивалъ онъ меня и, узнавъ, что изъ Флоренціи, неизвѣстно почему вздохнулъ и сообщилъ мнѣ, что онъ прямо изъ Россіи.

— Что тамъ подѣлывается? спросилъ я.

— Въ Россіи? Помилуйте, громадное событіе совершилось 19-го февраля! Или вѣсти не дошли до вашего прекраснаго далека, любезный другъ? примолвилъ онъ, трепля меня по рукѣ и словно весь расплываясь отъ удовольствія.

— Я ѣду въ деревню уставныя грамоты писать; мнѣ было бы интересно знать, что какъ крестьяне…

— Управляющій мнѣ пишетъ: миръ, тишина и благоденствіе! Да и можно-ли было сомнѣваться? Вѣдь это одинъ князь Петръ Ивановичъ можетъ доказывать, что намъ съ свободой не справиться, какъ мартышкѣ съ очками. За то же вѣдь князь Петръ Ивановичъ…

Отъ него такъ и понесло Сухаревою башней. Я поспѣшилъ перебить его.

— А сами вы въ деревнѣ не были?

— Не былъ. Признаюсь, рвался въ Европу. Вы согласитесь, что лучшаго момента нельзя было выбрать, потому, согласитесь, до сихъ поръ что мы были? Варвары, Скиѳы-рабы, на которыхъ еще Геродотъ съ презрѣніемъ указывалъ пальцемъ. Вѣдь Скиѳы мы были, вы согласны?

— Конечно, конечно, подтвердилъ я.

Я готовъ былъ и не на это согласиться.

— А теперь мы можемъ съ вами смѣло протянуть руку каждому иностранцу и сказать ему: "Любезный мой, не сердись, мы также сыны свободнаго народа; полно давить насъ подъ исполинскою пятой твоей гражданственности!^и

"Господи, Боже мой! Давить подъ пятой гражданственности!" повторилъ я мысленно, глядя на него уже съ нѣкоторымъ страхомъ.

А онъ даже руки разставилъ, точно волчокъ спустилъ. Сколько такихъ волчковъ наспускалъ онъ, воображаю, въ эти десять-двѣнадцать лѣтъ, въ московскихъ-то салонахъ!

Мы подошли между тѣмъ къ Conversationehaue'у.

— Вы во что проигрываетесь: въ рулетку или въ trente etquarante? спросилъ онъ меня.

— Да ни во что; я съ пріѣзда еще и не заходилъ сюда.

— Всѣ добродѣтели! воскликнулъ онъ, насмѣшливо кланяясь мнѣ. — Вашему другу не мѣшало бы, кажется, поучиться у васъ воздержности: онъ болѣе двадцати тысячъ франковъ успѣлъ уже спустить à la rouge.

— Какому это другу? спросилъ я съ удивленіемъ: — у меня здѣсь и хорошихъ знакомыхъ никого не оказывается.

— Развѣ вы и съ нимъ расходитесь? съ паутинно-тонкою ироніей спросилъ г. Секкаторовъ, по старой привычкѣ своей тотчасъ же и обидѣвшійся моими словами.

— Съ кѣмъ же это наконецъ?

— Да съ господиномъ Кемскимъ. Или вы съ нимъ еще не видѣлись?

— Съ Кемскимъ? Онъ здѣсь?

— Здѣсь именно, отвѣчалъ Секваторовъ, указывая на игорныя залы зданія, предъ которымъ мы стояли, — отъ утренней зари и до вечерней зари. Я его тотчасъ же узналъ, хотя онъ такъ измѣнился, ужасъ…. Вы знаете, что ему подъ Севастополемъ….